Но дать волю своей Злобе не мог.
Меня вытащили на берег. Высокий воин в панцирном доспехе и с двуручником в руках наступил мне на правую кисть. Пришлось бросить тесак.
— Это он что ли тут ошивается и всех распугивает? — спросил один из новичков у утопленницы.
— Да. Замучил моего отца до смерти, пытаясь выведать дорогу через болото. И кроме отца ещё кучу народу положил.
— Так вы и по-человечески понимаете, — прошипел я.
Воин склонился надо мной и неприятно улыбнулся.
— Они — понимают, а вот ты скоро перестанешь.
Он отвесил мне тяжёлую пощёчину. Я в который раз поблагодарил Комка за новые зубы — старые бы я после такого удара выплюнул. Выглядели-то они обычно совсем как человеческие, но были куда крепче. А вот если я злился, то зубы деформировались, особенно клыки. Как сейчас. Вторая оплеуха была ещё жестче первой. Но меня, по крайней мере, поддержали, чтобы я не упал, и, вывернув голову, я увидел, что Оскал ещё дышит. Комок, как это часто было в критической ситуации, помалкивал — он сейчас был целиком занят тем, что искал хоть какой-нибудь выход из сложившейся ситуации.
Но уже через пару секунд всё стало ещё хуже.
— Эй, Гарт, посмотри-ка, знакомые шмотки! — крикнул один из отряда, до этого громивший мой шалаш. — Маска и плащ. Это тот ублюдок, что пару месяцев назад от нас с Эшком ушёл. Я-то думал, что он в реке подо льдом утонул, ан нет. Живучий говнюк оказался.
— Посмотрим, переживёт ли он переизбыток железа в организме.
— Погодите, — сухо сказал тот охотник, которого назвали Эшком. Это был тощий парень с длинным лицом и чёрными сальными волосами. Наконечник его стрелы после первого знакомства я выковыривал ножом из собственного же бока, наверное, не меньше часа.
— Что такое? — зло спросил первый охотник. — Ещё за ним побегать хочешь?
— Нет. Но мы должны дождаться Судью.
У меня по телу прошла дрожь. Кого они должны дождаться? Судью?
А я тогда кто? Комок говорил мне, что в случаях, когда судьба мира висит на волоске, появляется Судья. Один-единственный. И я уже думал, что кто такой Судья — дело решённое. Излишней скромностью я не страдал.
— Ладно, — прошипел Гарт, сплёвывая. — Дождёмся Судью. — Он дёрнул гарпун, стараясь сделать так, чтобы мне было как можно больнее. Ему это удалось.
— Никакой излишней жестокости, — сказал Эшк.
— Хорошо! Но и гарпуны я из него вытаскивать не собираюсь. Или ты хочешь ещё пару дней за ним побегать?
— Нет. Просто оставь его.
«Придётся ждать Судью, — сказал мне Комок. — Я ничем не могу помочь».
«Боль хотя бы сними».
«И так».
Я про себя застонал. Кровь из моих ран уже не текла, плоть готовилась срастись. Вообще, очень удобно, когда раны склеиваются сразу, но потом они очень долго болят, срастаясь окончательно, и могут раскрыться в самый неподходящий момент…
… что-то заговорило во мне, но я сразу же задвинул это нечто за границы своего сознания. Никаких воспоминаний. Некоторые вещи, которые я видел зимой, слишком жестоки и чудовищны даже для меня, повидавшего всякое. Я просто забыл их, а Комок мне в этом помогал. Забыл, конечно, не до конца, мне чуть ли не через день снились кошмары, но даже это куда лучше, чем помнить. Я — лишь слабый человек, я имею право на то, чтобы не помнить многое.
Тем временем мои вещи уже поделили. Маску и несколько амулетов решили выбросить — парни считали себя верными последователями Корда, и амулеты, которые я забрал у оккультистов и пары ведьм, встретившихся мне зимой, им были не нужны. Ломать, впрочем, ничего не стали, хотя один из охотников порывался растоптать бусы, составленные из височных костей.
Утопленница бродила из стороны в сторону, осыпая меня проклятьями и жалуясь, что ей теперь кормить младших сестёр. Чем-то она напомнила мне Топлюшу. Наверное, той же непосредственностью и кровожадностью. Я был на грани смерти, но всё равно не мог отвести взгляда от двух тряпок, едва прикрывающих её грудь и пах. Я слишком давно не видел живых женщин. А спал последний раз с Фиалкой, четыре месяца назад.
Хоть помечтать перед смертью…
Они вышли как будто из ниоткуда, ещё дюжина человек — девять друидов и трое воинов для поддержки. Среди них было три женщины — две друидки и воин. Одну друидку я знал, и очень близко. Вторая ничем не выделялась. А третья…
Меня будто током прошило. Комок тихо пискнул и «убежал», я практически перестал ощущать его. Никаких сомнений в том, что перед нами Судья, не возникало.
На вид девушке было лет восемнадцать-двадцать. Её почти белые волосы были стянуты в конский хвост, своим кончиком едва не достигающим земли. Вокруг её белёсых, как у слепого, глаз можно было разглядеть тонкую сеть шрамов. Полные бледные губы сжались в нитку, едва она меня заметила. Значит, зрячая. И очень сильная. И дело вовсе не в кольчуге, небрежно зажатом подмышкой шлеме и бастарде, прицепленному к поясу с правой стороны. Аура света буквально сминала меня.
— Можно убивать, — оскалился Гарт, указывая на мою задымившуюся кровь. — Это приговор.
— Давай, приговоры будет выносить Судья, — в сухом и бесцветном голосе Эшка впервые прорезалось раздражение. Он сделал шаг вперёд и припал на колено, кланяясь идущей впереди девушке.
— Это он? — спросила она.
— Да.
Я посмотрел на Инчу, но та лишь отвела взгляд. На её лице читалось то ли «очень жаль», то ли «сам виноват». Может, действительно, с тем утопленником (интересно, каким из десятка?) нужно было помягче?
— Его кровь дымиться, — бесстрастно сказала Судья, — значит, он — слуга Тьмы. Он пришелец. У него нечеловеческие клыки. Его левый глаз похож на глаз чудовища, а не человека. Он до смерти запытал кучу местного народца. На болото его могли привести только тёмные дела. Кончайте его.
Вот и весь суд. Я закрыл глаза. Комок тихо пискнул.
Вот так, думаешь, что ты готов к смерти каждую секунду, но на самом деле это не так. И уж тем более не хочется погибать, как свинья на бойне.
— Судья, постой, — услышал я знакомый голос. — Я знаю его.
Моё сердце яростно забилось в груди. Неужели шанс?
— Хватит резину тянуть! — рявкнул Гарт. — Пришьем его, и дело с концом.
— Судья… прошу, Суди его.
Я приоткрыл правый глаз. Левым — тёмно-серым, без белка, с чёрной точкой зрачка посередине — решил лишний раз не светить. Разве только что не было Суда?
— Инча, ты думаешь, у него есть шанс? — с тем же спокойствием в голосе спросила Судья. — Я без Истинного Зрения вижу его прогнившую натуру.
— Когда я его впервые встретила, шанс ещё был.
Утопленница запричитала, требуя возмездия, но её уже никто не слушал.
— Это было давно?
— По нынешним временам — целую вечность назад. Но я хочу верить.
— Да он тебя, поди, просто оттрахал, пока ты там в лесу своём сидела? — фыркнул Гарт, но тут же сник под тяжёлым взглядом Судьи, а через миг вообще куда-то исчез.
— Хорошо, — медленно сказала она. — Но только ради тебя, Инча. Свалите его одежду в кучу. Вытащите гарпуны. И расступитесь. А ты не дёргайся, иначе никакого Суда не будет.
Когда всё это было сделано, Судья, небрежно бросив шлем на траву, приблизилась ко мне. Её правая ладонь небрежно лежала на рукояти меча, но у меня по этому поводу не было никаких надежд — в случае приговора клинок увидит свет очень быстро.
Наши глаза встретились. И я замер. Я совершенно точно знал, что сейчас свершится Суд, и противиться его решению нет абсолютно никакого смысла. Но хотя бы это решение точно будет справедливым.
Судья на несколько секунд закрыла глаза, как будто бы слегка изогнула шею, а потом её глаза распахнулись. Они излучали потоки белого света, окутавшие меня с ног до головы. Этот свет не освещал, он сжигал. Слой за слоем моя суть раскрывалась перед ней. Злоба, Комок, Оскал, всё, что я видел и что сделал. Вся моя суть сейчас говорила Судье стоит ли выносить приговор или нет. Павел, Вася, Маша, Алексей. Каждая моя мысль, каждый мотив предстали перед Судом.