— Не думай об этом, — тихо мурлыкнул Кысь из сумки, уловив направление моих мыслей. — Даже если это дело рук Иолги, ты тут ничем не поможешь. Туча уже слишком большая, да и женщине слишком много лет. Проведи ты ритуал, выиграла бы ей пару дней жизни, не больше.
— Но это её пара дней жизни, — возразила я, чувствуя свою вину. — Никто не вправе отнимать их у неё.
— Эта пара дней может превратиться в пару лет для тебя. Думай об этом, — посоветовал Кысь. — На шабаше положишь в общий костёр веточку, чтобы духи были к ней благосклонны после смерти. Ну, или можешь попытаться замолить её грехи у крёстных, когда вернёшься.
Я легонько стукнула по сумке, уловив в последнем предложении долю ехидства. Мы оба знали, что ведьму церковный бог не слышит.
Шабаш на Лысой прошёл… любопытно. На этот раз у меня не было никаких дел, поэтому я бесцельно бродила среди других ведьм. Проголодавшись, я снова заняла стол в харчевне. На этот раз мне достался тот, что был соседним со столом «Туды-Сюды», остальные были уже заняты, а подсаживаться к кому-то незнакомому мне не хотелось.
— Курица ко мне повадилась, норов скверный, бобылём сидит, всё село её недолюбливает, да и есть за что. Агафьей звать, тварь та еще, — за столом «Туда-Сюда» сидела компания ведьмочек и бурно что-то обсуждала. Услышав знакомое имя, я невольно отвлеклась от своего ужина и прислушалась, заинтересовавшись. Кысь тоже любопытно повёл ухом в ту сторону. — Проходу от неё не было уж сколько времени: зачастила ко мне как траву полоть в огород. Прокляни да прокляни ей ведьму другую. Не нравится она ей, видишь ли. И ладно бы при мужике была, я бы тогда смекнула. А тут на ровном месте. Староста их, видишь, заставляет её с ней разговаривать. И нет бы бабой быть нормальной, хитростью дело решить. В лес пойти за грибами, когда ведьма должна явиться, или в город на ярмарку сразу на недельку, чтобы мужик сам свои придумки допридумывал, как закончить. А она ко мне повадилась и завела шарманку: ко-ко-ко, прокляни да прокляни. Ну, у меня терпение-то и лопнуло. Прокляла. Только не ведьму, а её саму.
Ведьмы за столом заливисто рассмеялись.
— И что ты сделала? — спросила одна из них. — Угостила её вечным несварением, чтобы от дома далеко отойти не могла?
— Да нет, такая всё равно сподобится. Была у меня похожая краса, она бы под порог мне гадить стала. Да я путь ко мне спутала, чтобы она дорогу забыла. Так в лесу заблудилась и на волков набрела, — ответила другая, отпивая из своей кружки горячий глинтвейн. — Вот только моя была не бобылём, а семейной до неприличия. Вот на меня всё её семейство и ополчилось теперь.
— Где ж ты была, с дорогой-то? — всплеснула руками та, что рассказывала историю. — Я бы то же самое со своей сделала. Взбесила она меня так, что я ей язык прокляла. Чтобы как скажет плохого про дела свои — так и делалось. Уж очень она ныть любила. А я подумала, что коли проблем не выдуманных у неё будет больше, то она и ведьму свою поминать перестанет, а может и за помощью к ней сходит да и успокоится. Но видишь, ведьма от неё первой на метле сбежала, и сначала никто не замечал, что на бабе проклятье, а тут обнаружилось. Её из села и погнали. Она им и осенью праздник урожая своими причитаниями испортила, весь урожай сгубила, и воду в колодце заморозила, как первый снег пошёл, и дом старосты, что век стоял, в труху обернула. Вот как крыша проломилась, староста и заподозрил неладное. Сходил к святым отцам, а они на неё да на меня указали, петухи огородные. Так что теперь мне дороги туда нет.
Ведьмы весело загалдели, рассказывая про причуды своих деревень и кто как с ними справлялся, и я дальше их уже не слушала, чувствуя, кк и без того прекрасная похлёбка становится поистине волшебной. Кысь, который знал про Агафью из моих рассказов, тоже явно понял, где собака зарыта, и выглядел донельзя довольным, словно сметаной только что отужинал.
После харчевни я была в настолько приподнятом настроении, что Кысю удалось даже затащить меня в общий хоровод. И это оказалось не так плохо, как я себе представляла. Даже Лисия не возражала, хотя напрыгалась я там изрядно. В середине ночи меня позвали к себе Старшие, и я снова пересказала события в Пансионе в присутствии всех, а Кысь опять покаялся за то, что его чуть не поймали.