— Уехать, говоришь, хочешь? — внезапно заговорил начальник, когда я отчаялась получить от него хотя бы какое-нибудь междометие.
От неожиданности аж голову подняла, встретившись взглядом с серо-зелёными глазами. Та-ак. Так. Я явно тут что-то не понимаю.
Зло, казалось, смотрело куда-то сквозь меня, пристроив локоть на столе, да уместив на кулаке подбородок. И взгляд такой был, бр-р, никогда бы такого взгляда никому не пожелала на себе ощутить. Будто ты пустое место.
— Хорошо, — согласились со мной, — уйдете.
И мужчина достал листок, потом грифель, смочил кончик языком и начал писать. Я шею вытянула в попытках что-то рассмотреть, но быстро плюнула на это дело. Ни черта не видно, да и писало начальство не по-нашескому. Но в одном я была уверена абсолютно точно: результат его писанины мне не слишком понравится.
Под конец я так-то вообще вся извелась. Уже и так шею тянула, и по-другому, и пыталась за спину начальству зайти, но тот быстро пресёк любые мои поползновения на себя родимого. Пришлось есть саму себя изнутри, гадая, что же там будет.
То, что это точно не отпуск, я была уверена. Сорок лет упорно не пускал, и тут держите-ка, пойди, Верочка, погуляй. Нет и ещё раз нет, я слишком хорошо знаю зло, он так в жизни никогда не сделает.
На секунду в моей голове промелькнула мысль, что я сама нарвалась. Вот сидела бы тихо, да никого не трогала — счастье мне б было, а здесь мне ж мстить захотелось.
Наконец, мужчина довольно выпрямился, выдвинул ящик, достал печать и вдарил по листу. От неожиданности я аж подпрыгнула, испуганно кося взгляд в его сторону. Посмотрите, какие мы самодовольные, того и гляди свет в разные стороны начнёт пробиваться. На душе было как-то зябко.
— Пожалуйста, Верочка, можешь прямо сейчас идти собирать сумки, — и бумажечку мне протянул, гад.
— Э-э-э, а может не надо? — не слишком уверенно промямлила в ответ, опуская взгляд на текст. — Что там хоть написано?
— Да так, ничего такого, что тебе следовало бы знать, — продолжало говорить загадками Его Злейшество. — Извозчик дорогу знает, не заблудитесь.
— А как же вы? А принцессы? — что-то с каждой секундой эта затея нравится мне всё меньше и меньше.
— Уж справлюсь как-нибудь без тебя, — отрезало начальство. — Иди, собирайся.
Из его кабинета я выходила в смятении. С одной стороны мне не влетело, вот вообще никак. Будь кто-то на моём месте, то давно бы корчился в предсмертной агонии в подвалах, а здесь всего лишь немножко завуалированных угроз и записулька. Но вот с другой стороны.
Я опустила взгляд на листок.
Что-то не нравится мне это. Очень уж это было похоже на язык сирин. Подозрительно похоже.
Отрывок из монстропедии:
Сирин — женщина-птица с человеческим лицом, её пение заставляет людей терять память, хотя сама по себе она не несёт зла, скорее равнодушие. Олицетворяют печаль. Считается, что сирин спустилась из рая, чтобы зачаровывать людей пением.
Предположительно, её пение особо хорошо проявляется на людях подавленных и слабохарактерных.
Сирин мало изучены, на контакт не идут.
Глава 4
Со стороны костра вполне вкусно пахло мясом. Я сладко потянулась, вдохнув аромат. Рот тут же наполнился слюной, а в мечтах появился добротный такой кусок хорошо прожаренного мяса под кисловатым соусом. М-м-м, два куска, да-да, а к ним ещё чего-нибудь вкусненького, например, картошечку.
От мечтаний меня отвлек конкретный такой удар в плечо. Пришлось встрепенуться и недовольно посмотреть в сторону героя, который крайне неодобрительно поглядывал на меня со своего немаленького роста. О, тоже мне тут благодетель нашёлся, будто сам есть не хочет. Мысленно, небось, тоже облизывается.
В плену у блеммиев мы находились практически сутки. Гады любили потянуть удовольствие, поэтому унижали, как могли. Радовало меня лишь то, что в плен я попала не первая. Когда меня закинули в некое подобие сарая, перед этим растащив мою лошадку по косточкам, добро уже было там.
Со связанными за спиной руками, распущенными волосами и порванной рубахой, он ходил из угла в угол, крича что-то о честном бою и силушки богатырской. Завидев меня, мужчина аж весь замер, похоже, напрягая извилины. Мне же напрягаться не пришлось, с обречённым «опять ты», я поползла гусеницей в противоположный угол.
И то ли я выглядела опасней, чем пресловутый герой, то ли ещё что, но почему-то связана по рукам и ногам в нашей тесной компании оказалась только я. Это почти льстило, ровно до того момента, пока добро не опустилось на колени и зубами не перекусило верёвку, опутывающую мои лодыжки. Добротную такую, толстую верёвку, попрошу учесть.