Одуванчики. Перо негромко скрипит по бумаге.
— Ты знал, что у тебя на теле сто сорок восемь шрамов?
Низкий, ровный приятный голос.
Так звучал бы Феаин…
— Нет, бросил считать после полсотни.
Какое это имело значение? Никакого. Что вообще имело значение?
Только тишина и спокойствие. Свежий летний воздух, колыхание травы на ветру. То, что называют гармонией, зовется проще.
Феаинн. Бархатное, тёплое лето.
— Который час?
— Тебе-то что? У тебя постельный режим.
Лето, которое не хочет отпускать. Запах одуванчиков, которые хочется взять с собой.
— Надо ехать. Есть дело.
— Надо, дело — забудь эти слова. Ничего тебе не надо.
— Крестьяне, — Геральт вспомнил мешанину из невнятных образов. Ночь, блеск клинка, запах крови.
— Живы и здоровы. Празднуют в корчме свое чудесное спасение. И пьют за твое здоровье.
Геральт выдохнул с облегчением.
— Хорошо, что так. Ладно, буду собираться…
— Ты будешь лежать. И точка.
— Но я же в порядке.
Размытая девичья фигура отложила перо, которым писала в книжицу и подошла к Геральту.
— Ты будешь в порядке, когда я скажу.
Она наклонилась ближе. Черные волосы скрывали один глаз, а другой, большой и голубой, смотрел с нежной заботой. В лучах солнца блеснули жемчугом ее крупные белые зубы. Она улыбалась.
— Спи. И ни о чем не беспокойся.
Как легко было подчиниться этому голосу.
Ни о чем не беспокойся. Беззаботный одуванчик.
Феаинн.
========== 9 ==========
Когда Геральт очнулся, в окно снова косым столбом лилось утреннее солнце.
Похоже, решил он, я проспал как минимум сутки.
Откинув легкое покрывало, он обнаружил, что раздет догола. Грудь, левое плечо, обе руки и правая нога перебинтованы. Под бинтами, судя по запаху, компрессы из ласточкиной травы. Плечо побаливало, немного ныла хорошо забинтованная рана на левом боку, правая нога тоже давала о себе знать. Но, в целом, ходить и двигаться можно было без проблем.
Прагметты в доме не оказалось. Геральт огляделся и быстро нашел свою одежду. Она была сложена в стопку на тумбе у койки и выстирана. Рубаха и куртка, порванные когтями накеров, аккуратно зашиты — ведьмак так шить не умел, хоть и приходилось нередко. Взгляд его задержался на этих аккуратных стежках. Что-то очень теплое и трепетное шевельнулось внутри. Мечи в ножнах на перевязи стояли здесь же.
Собирался ведьмак медленно и осторожно, стараясь не потревожить еще не зажившие раны. Он уже закидывал перевязь с мечами, когда заслышал приближающиеся шаги.
Открылась дверь и вошла Прагметта. Из сумки, переброшенной через плечо, виднелись полевые травы и цветы.
Взгляд ее первым делом упал на Геральта.
— Кто разрешил вставать?
— Решил проверить, как себя чувствую.
— Тебе нельзя ходить, — твердо сказала она, скидывая сумку. — Ляг и лежи.
— Я ведьмак. Раны у нас заживают быстрее, чем у простых людей.
— И даже при этом вставать тебе еще рано, — Прагметта принялась искать что-то в навесном шкафчике. — Ты же не хочешь, чтобы они снова открылись? Я точно не хочу второй раз тебя зашивать.
Она наконец отыскала то, что хотела — маленький пузырек с каким-то лекарством. Она взяла кружку, наполнила вином и капнула в него две капли из пузырька, затем подошла к Геральту.
— Выпей.
— Что это?
— Пей, не спрашивай.
— И все же.
— Лекарство. Пей давай.
— Но мне не нужно, мне надо…
— Настырный. Пей, говорю.
Геральт принял кружку, сделал глоток.
— Молодец. А теперь раздевайся и ложись.
Снотворное, — понял Геральт. — И весьма сильное. Сопротивляться он не стал, к тому же это было бесполезно — он сам чувствовал, как засыпает, и едва успел стащить с ног сапоги, прежде чем глаза сомкнулись, а девичьи руки, пахнущие одуванчиком, уложили его в койку.
========== 10 ==========
Геральт проснулся утром: стояла приятная прохлада, от которой хотелось завернуться в теплое одеяло, а солнце еще не светило столбом в окно.
Прагметта была здесь — что-то записывала. Ведьмак не выдавал себя и лежал тихо, слушая поскрипывание пера. Но любопытство взяло верх:
— Что ты пишешь?
— Историю болезни.
— Мою?
— Твою.
— Запиши, что я чувствую себя гораздо лучше.
— Больной ошибочно полагает, что полностью поправился, — произнесла она раздельно, по одному слову, будто записывала. Геральт усмехнулся. Разговоры с этой девушкой ему нравились.
— В самом деле, я здорово себя чувствую.
Он сел на кровати, подтянул сапоги и стал надевать.
— Ты говорила, у меня сто сорок восемь шрамов. Это правда?
— Девять из них — новые. Думал, я шучу?
— Нет, просто… почему решила сосчитать?
— Из любопытства. Мне, знаешь ли, не каждый день приносят… то, что ты представлял собой в ту ночь. Зрелище было, откровенно говоря, жуткое.
Геральт знал, о чем она говорит. Весь изодранный накерами, покрытый кровью — своей и чудовищ, мертвецки-бледный, с почерневшими от эликсиров венами. Он был очень похож на изрубленный труп.
— Я вообще не думала, что ты выживешь. С такими ранами… Ты должен был умереть от кровотечения задолго до того, как попал ко мне.
— Это Ласточка, ведьмачий эликсир. Ускоряет регенерацию тканей и кровь быстрее останавливает. Полезная штука. У ведьмаков обычно всегда с собой имеются такие.
— Те склянки в твоей сумке? Я думала, это яды. Они же целиком состоят из опасных токсинов, человек скорее умрет, а не вылечится, если выпьет это.
— Так и есть, но у ведьмаков другая биохимия организма. А что ты искала в моей сумке?
— Судьбу свою.
Она строго посмотрела одним голубым глазом Геральту в лицо.
— Ничего я там не искала. Когда мы тебя раздевали, она упала и все рассыпалось, а я собрала обратно. Ну и провела пару опытов. Не бойся, я ничего не украла.
— Ладно, ладно. Скажи, сколько дней я тут?
— Двое суток. И по-хорошему должен лежать еще как минимум неделю. Но я вижу, твое рвение не унять.
Геральт натянул второй сапог и надел рубаху, а Прагметта отложила перо и встала из-за стола.
— Иди сюда. Хочу посмотреть, как ты ходишь и двигаешься, и как зажили раны.
Геральт повиновался и подошел к ней.
— Так болит? — она осторожно, но решительно касалась пальцами ран на груди и плече. — А так? Здесь? Не болит? Вот и славно. А здесь? Тоже? Замечательно. Покажи руку.
Геральт поднял забинтованную левую руку. Прагметта привычно потрогала пальцами, но рана вдруг отозвалась острой болью. Геральт от неожиданности не успел даже понять, что делает. Он рефлекторно дернулся и другой рукой схватил целительницу за плечо, чтобы оттолкнуть, но замер на месте, взяв себя в руки.
Замерла и она. Наступило молчание. Девушка взглянула сначала на руку, что держала ее за плечо, потом подняла взгляд ведьмаку в лицо.
В ее голубом глазу промелькнула искра, чуть приоткрылись, в тихом вздохе, бледно-малиновые губы.
От нее пахло одуванчиками. Замечательными летними одуванчиками.
Но не сиренью и крыжовником.
Геральт отпустил ее плечо, убрал руку.
Искра в ее взгляде погасла. Исчезла безвозвратно. Она отвела глаз. Быстро забинтовала руку как было, и, не глядя на Геральта, села обратно за стол, к перу и чернилам.
— Ты более-менее здоров. Отравление токсинами самоисцелилось, заражения крови тоже нет. Остальное заживет со временем. Можешь идти, если хочешь.
Ничего уже было не исправить. Не начать заново. А пытаться — глупо.
Геральт молча взял мечи и аккуратно заштопанную куртку.
— Спасибо… за все. И прости, если…
— Нет, Геральт. Не проси прощения. Это я должна тебя поблагодарить. Ты не дал мне сделать того, о чем потом буду жалеть. Так что иди… пожалуйста.