– Как у вас всё строго, – цокнула я. – Слишком жестоко.
Кошмарик выпучил глаза.
– Ну, может, потому что это, блядь, мафия? И жестокость в норме вещей в преступном мире.
– Это так глупо. Зачем люди выбирают быть жестокими, когда можно любить друг друга и заботиться друг о друге?
– Любить и заботиться? – Он издал короткий, хриплый смешок, полный горечи. – В мире, где правят сильные, любовь и забота – признаки слабости. Они делают тебя уязвимым. Мишенью. Ты думаешь, в этом мире выживают те, кто протягивает руку помощи? Нет. Выживают те, кто готов перегрызть горло любому, кто встанет у них на пути. Михель научил меня этому. Он показал мне, что мир – это джунгли, а люди – звери. И если ты не хочешь стать добычей, ты должен стать хищником.
Он замолчал, его взгляд стал далёким, и я снова вспомнила рассказ о маленькой Сирше. Это, наверное, самое тяжёлое, что я когда-либо слышала.
– Может, ты и права, – продолжил Кошмарик. – Может, жестокость – это тупик. Но это единственный путь, который я узнал. Единственный, который позволил мне защитить Сиршу. Единственное, что тогда сработало – испачкать руки в крови. В этом проклятом мире иногда приходится выбирать между своей душой и жизнью тех, кого любишь. И я выбираю их жизнь. Всегда.
Он поднял голову, взглянув мне в глаза. Хотя маска и скрывала нижнюю часть его лица, но глаза… Они говорили больше любых слов. В них читалась усталость, боль, прожитые годы, полные насилия и борьбы.
Но сквозь эту тьму именно сейчас пробивался свет. Тепло, которое он так старательно пытался скрыть. В его взгляде было что-то гипнотическое, что-то притягивающее…
Как и его член, который я отчаянно мечтаю увидеть.
В следующее мгновение Кошмарик посмотрел на мои губы, и взгляд стал тяжёлым, пропитанным желанием. Это был уже не взгляд хищника, оценивающего свою добычу, а взгляд мужчины, жаждущего близости. На секунду мне показалось, будто он готов снять маску и открыться мне до конца.
Но этого не произошло.
Парень отвернулся и встал с дивана.
– Мне нужно ехать, – сообщил он мне. – И встретиться с Михелем. Он придумает, как мне поступать дальше.
– Ладно, – кивнула я. – А я буду тут. Обжираться печенья, которое испекла почти сама.
Он повернулся ко мне, бросил взгляд на тарелку со сладостями. Внезапно Кошмарик наклонился, схватил одно печенье и произнёс:
– Я обязательно попробую, Чокнутая.
И я с усмешкой вспомнила его слова. «Я не ем сладости».
Моё, значит, ты ешь.
НАЗНАЧЕНИЕ ВИБРАТОРА
Чем бы себя занять?
Я осмотрелась. После ухода Кошмарика стало скучно. Мне не нравилось. Я никогда не любила оставаться одна. Стены комнаты словно давили, тишина звенела в ушах. Хотелось чем-то заполнить эту пустоту, отвлечься от гнетущего чувства одиночества.
Может, почитать? В углу стоял небольшой книжный шкаф, забитый разномастной литературой. Я взяла первую попавшуюся книгу – толстый том с потрёпанной обложкой. «История Древнего Рима». Вряд ли это то, что нужно сейчас. Жаль, я не найду на этих полках бдсм-романы с участием психопата и его жертвы. Перебирая пальцами остальные книги, что стояли впритык друг к другу, я вдруг откопала какой-то любовный роман, похоже, из доисторических времён, судя по дизайну обложки. На ней были изображены мужчина с женщиной. У тётки едва не вываливались сиськи из-под очень тесного платья, а мужчина держал её за талию с каким-то странным выражением лица, по которому было трудно определить эмоцию. То ли он кончал, то ли срал, то ли ему было больно…
Я усмехнулась, полистав несколько страниц. Неужели Линда читает такие книжки? Шалунья. Диалоги были настолько слащавыми, что можно было заработать диабет просто от чтения.
– «О, мой возлюбленный Родриго! Твои глаза подобны бездонным океанам, полным биолюминесцентного планктона, в которых я готова утонуть, предварительно намазавшись кремом от загара!» – продекламировала я с придыханием, изображая томный голос героини.
На какое-то время это даже отвлекло. Я устроила настоящий театр одного актёра, изображая страсть Родриго и его пассии с невероятным надрывом.
Но потом в голове вдруг всплыл образ Кошмарика в бдсм-костюме, и мне поплохело. В хорошем смысле, конечно же. Я представила его в чёрной коже, с блестящими металлическими пряжками… В горле пересохло.