В кровати, я имею ввиду.
– Мой друг никогда не был занудой. – Дино не унимался, его улыбка стала ещё шире. – Не будь им и сейчас. Давайте выпьем.
У меня от удивления взлетели брови. Друг? Так эти двое – друзья? Или это просто такое неформальное обращение? Я всё ещё ничего не понимала, но очень хотела понять.
– Я серьёзно. – Кошмарик произнёс это с нажимом, медленно поворачиваясь лицом к Дино. – Нам пора, пока твой отец ничего не понял.
– О! – Дино рассмеялся, и этот смех прозвучал резко, почти зловеще. – Это что, та самая Нова Палермо?
– Не-а. Я…
Не успела я договорить, как Кошмарик заткнул мне рот, грубо сжав мои щёки и дёрнув назад.
– Заткнись, – прошипел он мне в ухо.
Дино задумчиво смотрел на нас, а потом махнул рукой, вздыхая и закатывая глаза.
– Никто не хочет посидеть со мной в день рождения моей сестрёнки, – разочарованно протянул он. – Даже собственный друг! Что за паршивый день?
Он сделал пару шагов вперёд, и расстояние между нами сократилось настолько, что я могла различить запах его одеколона – резкий, с нотками цитруса. Запах мне понравился, как и его пристальный взгляд, скользивший по моему лицу. Вместо того чтобы отступать, я слегка высунула голову из-под капюшона, наградив Дино своей самой очаровательной улыбкой.
– Так значит, Кошмарик – зануда не только со мной? – произнесла я, решая поддержать разговор.
– Кошмарик? – удивился Дино, переводя взгляд на моего спутника. – Какое милое прозвище, дружище. Вы что, типа встречаетесь? Это твоя девушка?
Кошмарик толкнул меня ближе к выходу, а сам раздражённо бросил:
– Только если в моём самом ужасном кошмаре.
Дино хохотнул, а потом поднял руки в знаке примирения.
– Ладно-ладно. Вижу, у вас много дел. Ну идите. Но, если что, я буду ждать тебя тут, чувак. – Развернувшись, он небрежно бросил через плечо: – Arrivederci!
Кошмарик, не отвечая, распахнул дверь чёрного хода и буквально вытолкнул меня наружу. Дверь с лязгом захлопнулась за нами, отрезая нас от оглушительной музыки и пульсирующего света клуба.
Спустившись по лестничной клетке, мы оказались на узкой, грязной улочке, освещённой лишь тусклым светом одинокого фонаря. Холодный ночной воздух ударил в лицо, заставив меня поёжиться. Я сбросила с головы капюшон кофты Кошмарика, жадно хватая ртом свежий воздух. Улица была пуста и безлюдна, только где-то вдалеке слышался шум проезжающих машин. Рядом стояли несколько мусорных баков, источающих зловоние. Контраст между душной атмосферой клуба и прохладной ночной свежестью был ошеломляющим.
Я обернулась к Кошмарику. Хотя его лицо скрывала маска, я чувствовала исходящее от него напряжение. В тусклом свете фонаря было видно, как ходит ходуном кадык на его горле, как часто он сглатывает. Казалось, он вот-вот взорвётся.
– Теперь возвращайся домой, – бросил он, резко отвернувшись и сделав шаг в сторону, словно хотел поскорее уйти отсюда.
– Опять меня бросишь? – возмутилась я, не веря, что это снова происходит. Голос сорвался на почти истерическую ноту. – Одну, посреди незнакомой улицы?
После этих слов Кошмарик замер на месте. Почувствовалось, как напрягся воздух вокруг. Он медленно обернулся, я ощущала, как его взгляд прожигает меня насквозь. Несколько секунд он молчал, словно подбирая слова, а потом еле слышно, почти шёпотом, выдавил из себя:
– Прости.
Вот это нихуя себе!
– Что? – переспросила я, не веря своим ушам. – Мне послышалось или…
Он закатил глаза.
– Прости, – повторил Кошмарик, и на этот раз его голос звучал чуть громче, но всё ещё хрипло и сдавленно. – За то, что бросил тебя одну в тот раз. Но сейчас проваливай отсюда.
Я усмехнулась. Слышать от него такое было в новинку. Значит, он умеет быть вежливым, когда хочет. Значит, у него не кусок льда вместо сердца? Ну, или хотя бы оно не всё из льда.
– Извинения будут приняты, если ты покажешь мне лицо, – хмыкнула я, улыбнувшись.
Он посмотрел на меня со злобным прищуром. Как будто его мысли были заняты тем, как бы стереть меня в порошок. Напряжение, которое на секунду ослабло, вернулось с новой силой.
– Мечтай, – сухо ответил он, и в его голосе снова послышались ледяные нотки. – А теперь проваливай, пока я не передумал. Пистолет всё ещё при мне.
– Это тот, который ты никогда не использовал?
– Ты доведёшь меня до того, что я пойду против своих принципов.
– О, как это мило, Кошмарик. – Я наигранно вздохнула, изображая умиление. – Ты готов на такие жертвы ради меня. Так трогательно.
Я сделала шаг к нему. В здешнем свете его глаза казались двумя чёрными дырами. Эта опасная игра щекотала нервы и возбуждала. Мне хотелось продолжать её, испытывать его терпение, видеть, как он сдерживает свою ярость.