На этом Кошмарик закончил свой рассказ, и в кладовке повисла тяжёлая и давящая тишина.
Я смотрела на него, на этого грубияна с каменным сердцем, и видела перед собой испуганного, одинокого мальчика, загнанного в угол обстоятельствами. Меня захлестнула волна сочувствия. Его история оказалась по-настоящему страшной и несправедливой… Она отозвалась во мне острой болью. Я вспомнила своё собственное детство, полное одиночества и страха, и поняла, насколько глубоко он был ранен, насколько тяжело ему было нести этот груз все эти годы.
Не раздумывая ни секунды, я вскочила со стула и подалась вперёд.
И крепко обняла его за шею.
Кошмарик застыл, словно каменная статуя. Его тело напряглось, он не отвечал на объятье, растерянность сквозила в каждом его вдохе, который я ощущала грудью. Я чувствовала, как билось его сердце, быстро и неровно. Мне хотелось защитить его, укрыть от всего мира, как маленького ребёнка. Отпустить все те ужасы, которые ему пришлось пережить.
Все мои шутки, вся моя бравада испарились, оставив после себя лишь глубокое сочувствие.
– Оказывается, у нас похожая боль, Кошмарик, – сказала я ему в плечо.
И в этот момент он ответил на моё объятье.
СПАСИБО, МАМ
Спустя всего минут десять или около того Кошмарик уже сидел, закинув обе ноги на стул, и увлечённо пялился в экран своего телефона, делая вид, что ничего не было.
Не знаю, как он так быстро переключился с трагичной истории про своё детство, но весь его вид говорил о том, что теперь ему стало легче. Может быть, он ещё не рассказывал никому о том, что пережил?
Я всё ещё ощущала его ответ на моё объятье. Мягкое и тёплое, и меня тянуло улыбаться.
– Так и будешь молча смотреть в свой мобильник? – спросила я, не вытерпев этой тишины.
Кошмарик ответил мне, не поднимая головы:
– У нас много времени до того, как мы отсюда уберёмся, и мне скучно.
– Но мы можем ещё поболтать. О чём-нибудь.
Тут он всё-таки отвёл взгляд от телефона и посмотрел на меня.
– О чём ты хочешь поболтать?
– Не знаю… Мне вот интересно узнать судьбу котика Эмбер. Как он теперь будет питаться без хозяйки? Он был такой милый. Беленький, красивый. А теперь, получается, он…
Кошмарик оборвал мои переживания:
– После случившегося Дино забрал его и подарил Бьянке. Успокойся.
Эта информация меня очень сильно успокоила. Я выдохнула и даже прикрыла глаза, расслабившись. Но тишина снова начала меня напрягать, и я заговорила:
– Давай поговорим теперь о твоих друзьях. Ты давно знаком с Дино и Бьянкой?
– Да, давно.
Я молчала, ожидая подробностей, но Кошмарик не продолжал.
– И это всё? – недовольно произнесла я. – А детали?
– Зачем тебе детали?
– Я хочу узнать тебя.
– Ты достаточно узнала обо мне сегодня… Узнала половину всей моей личности.
– А как же вторая половина? В неё входит твоё имя и твоё лицо?
– Да.
– И ты не готов поделиться ими со мной?
Кошмарик ответил не сразу. Выждал несколько секунд, прежде чем всё же заговорить:
– Нет, не готов.
Я кивнула.
– Ладно, мистер Тайная-Личность, больше ни слова про твоё лицо и имя. Скажи одно, ты хоть красивый?
Он тяжело вздохнул, но всё равно ответил:
– Красота – понятие субъективное.
– Не-а, бывают люди, которые объективно красивы, как и те, которые объективно уродливы.
Кошмарик издал короткий смешок, что удивило меня. Я уставилась на него с ожиданием объяснения, что его так повеселило. Он сразу это понял и сказал:
– Обычно современные девочки в эту дурацкую эпоху толерантности на каждом шагу пропагандируют понятие: «Все люди прекрасны».
– Это лицемерие, – сказала я то, что всегда думала по этому поводу. – Но не уходи от темы! Так ты красив?