Он фыркнул:
– Нет.
– Не ври!
– Для тебя я уродлив.
– Что значит «для тебя»?
– Для такой красивой, как ты.
У меня распахнулся от удивления рот. С каждым разом он всё больше идёт на контакт! Уже и комплименты дарит. Неужели прогресс?
Я усмехнулась, почувствовав себя самой красивой девушкой на планете, потому что слышать нечто подобное из уст этого ворчливого мрачного негодяя было очень неожиданно. И звучало так, будто он давно меня такой считает.
– Не хочу верить на слово, – сказала я, наклоняя голову набок. – Может, покажешься, и я оценю, кто из нас красив, а кто уродлив?
Его глаза закатились.
– Чокнутая, отвали от меня наконец.
Я разочарованно вздохнула, уже, честно говоря, подустав от этих неопределённостей. Сперва этот парень делится со мной тайной о своём прошлом, и его в этот момент нельзя было заткнуть ни на секунду, несмотря на то, что Кошмарик ни разу до этого не был таким разговорчивым, а потом он увиливает от моей просьбы покончить с этими прятками за маской, как будто у него ещё осталось, что скрывать.
– Чего ты так боишься? – спросила я, и мой тон перешёл на нечто серьёзное впервые за всё время, что мы провели с ним вместе. – Что такого может случиться, если я увижу твоё лицо?
Кошмарик молчал. Между нами повисла густая и напряжённая тишина. Я видела, как подрагивают кончики его пальцев, словно он сдерживает себя от какого-то порыва.
– Ты не поймёшь, – наконец произнёс он тихо, и в его голосе послышалась горечь. – Это… сложно.
– Попробуй объяснить, – настаивала я. – Я хочу понять.
Он снова замолчал, отвернувшись. Я ждала, сердце стучало в груди, отбивая нервный ритм.
Вдруг Кошмарик резко повернулся ко мне, и в его обычно холодных глазах я увидела что-то похожее на страх.
– А если я тебе не понравлюсь? – выпалил он хрипло.
Я опешила. Такой вопрос я никак не ожидала, поэтому неуверенно спросила:
– Это имеет для тебя значение? Ты ведь и без того постоянно отталкиваешь меня.
– А что, если я скажу, что твоя ебанутость на всю голову привлекла меня сразу? – резко выдал парень, поразив меня ещё больше. – В ту же ночь, когда я залез в твоё грёбаное окно.
Мои щёки вспыхнули. Воздух вокруг словно наэлектризовался. Я смотрела на него, не в силах вымолвить и слова. Впервые за всё время ему удалось меня смутить. Удивить, поразить, поставить в неловкое положение, вызвать растерянность, заставить судорожно копошиться в мыслях, пытаясь придумать, что лучше сказать в такой ситуации.
Кошмарик смотрел на меня с интересом. Наблюдая за моей реакцией и ожидая ответа. Он отложил телефон на стол совсем, что означало, что он намерен продолжать разговор в этом направлении.
– Ты… – начала я, – ты серьёзно?
Его глаза усмехнулись мне, блеснув в полумраке кладовки.
– А ты как думаешь? Я похож на шутника?
– Сейчас – да, – кивнула я, сощурившись. Смущение никуда не делось, но мне удалось более-менее вернуться в привычное состояние относительно быстро.
– Делать мне нечего. – Кошмарик подался вперёд, сев на стуле с небольшим наклоном, опираясь локтями на свои ляжки. Его взгляд, обычно насмешливый и отстранённый, теперь снова обжигал.
Жар с большим рвением поднимался к моим щекам, но я упрямо смотрела ему в глаза, отказываясь отступать.
Как, блядь, это всё странно! Я не смущаюсь, когда открыто намекаю, что хочу поскакать на его члене, а тогда, когда он почти что признался мне в любви, горю, как чёртова свеча в церкви.
Это и есть эта ваша любовь?
– Ты ждёшь большего? – спросил Кошмарик, пока я продолжала упрямо молчать. – Хочешь услышать, что твои чокнутые выходки меня дико возбуждают?
Вот это нихуя себе!
Мой взгляд забегал по всей кладовке, ища выхода из вставшей ситуации. О мой бог. Я сейчас либо кончу от всех этих признаний, либо превращусь в уголёк. В любом случае, мне будет хорошо.
– Прямолинейность тебе к лицу, – протянула я. – Почему ты не мог быть таким с самого начала?
– Не уверен, что в таком случае ты бы жаждала узнать меня лучше, Чокнутая.
– О, ну, в этом ты прав. Но неужели тебе так этого хотелось?
Он наклонил голову немного вбок.
– Мне понравилось, что кому-то есть до меня дело.
В его словах послышалась какая-то странная грусть. Внезапно смущение отступило окончательно, уступая место щемящему чувству пустоты. Понимание того, насколько одиноким должен быть этот парень, чтобы так цепляться за крохи внимания, ударило меня с неожиданной силой.
Всё-таки мы чем-то похожи.