Лёха вообще сам на себя не похож, оптимизм из него так и хлещет, лыба до ушей. И не только из-за того, что наконец-то домой вернулся. Сына, сына ему Лена родила! Еле на ногах стоит, а показала ему в окошко сморщенное, красно личико спящего крохотули. А самое главное, прижавшись лбом к оконному стеклу, пробормотала то, чего от неё хотел услышать Полуницын. Пусть и понял он сказанное только по артикуляции губ:
— Лёшенька, прости меня, пожалуйста.
— Прощаю! — заорал он, едва не на пол-посёлка. — Ленка, я тебя прощаю за всё! Спасибо за сына, любимая ты моя!
От предложения «обмыть» ребёнка, с которым к нему подкатил Борода, Крафт отказался наотрез.
— Боюсь, Юрка, что меня от этого так понесёт, что не один год мне такое будут поминать. Да и устал я так, что тебе и не снилось. Нет, вот братанов на постой определю, и домой. Отлёживаться.
— Ага, обрадовался! Щас, позволят тебе Серый с Чекистом бездельничать. Я уже слышал, как они планировали от тебя подробные отчёты получить. А потом ещё Историк из Курска заявится, у которого мечта всей жизни — составит новое описание подвигов Коловрата.
А вот и не успели два капитана застать Полуницына в их с Леной квартире. Тот, едва рассвело, уже торчал под окошком медсанчасти, разговаривал с женой, которую на три дня оставили под присмотром «медицины». А потом умчался выяснять, как дела у боярина и его воинов. С которыми и явился на завтрак в «ресторан», где и нарвался на Беспалых с Нестеровым.
Рассказ о подвигах затянулся часа на три. С нанесением на карту деревушек, названий городков, пунктиров дорог. Михаил делал какие-то пометки в блокноте, пока Алексей рассказывал о местности и людях, с которыми доводилось иметь дела. Сергея интересовала проходимость дорог для транспорта.
— А хрен его знает, каково там летом. Зимой, сам же знаешь, всё под снегом, а лужи, болота и речки замёрзшие.
— Как оцениваешь людей, что остались у Коловрата? — задал вопрос эфэскашник.
— Так себе, — махнул рукой Крафт. — В сравнении с теми, кто с нами отсюда уходил. Сам же знаешь: из тех только двое вернулись. Ну, не считая тех, кого раньше сюда с ранениями отправили. Нет больше у Евпатия дружины, все опытные полегли либо под Коломной, либо в Вышгороде и под ним. Заново людей надо набирать и учить.
— А он за это возьмётся? Не растратил запал?
— Думаю, здоровье восстановит, окрепнет, и снова в драку полезет. Стальной мужик! Жаль, сложно ему одному будет тянуть такую ношу, как новая дружина.
— Ничего, у него помощник будет неплохой. Воронежского сотника Ефрема помнишь?
— Как не помнить? Да только мы его под Коломной едва живого оставили. Вряд ли выжил.
— Ещё как выжил! Сегодня с утра у Посада объявился с шестью бойцами. Среди которых и мой «крестник», — захохотал десантник.
— Это какой ещё? — не понял Крафт.
— Дружинник Донковского князя Артюшка. Тот, что собирался Авдотью нашего Толика Жилина отобрать. Ранен был под Воронежем, в лесах скитался, да наткнулся на Ефрема. Тот Артемия еле уговорил идти к нам. Мол, если к замужней лезть не будешь, никто тебя не тронет, как воина, пролившего кровь, защищая родную землю. Ну, а что тому оставалось? Либо одному где-то в лесах прозябать, либо к ратному делу вернуться под водительством Ефрема. Ну, а теперь и ещё более славного боярина Евпатия.
Честно говоря, сам Сергей от такого приобретения, как Артемий, не был в восторге, помня его гонор. Правда, поглядев на того, пришёл к выводу, что парень после ранения несколько поменялся. Не зря же говорят, что пуля, даже попав в задницу, очень много переворачивает в человеческой голове. Главное, что воевать может, беспомощным калекой не остался. Вряд ли к тому времени, когда орда потянется в родные степи, у Коловрата появится хотя бы пара сотен воинов, чтобы возобновить партизанщину. А вот лишние руки с саблями да луками очень пригодятся при обороне Посада слободы, самой ненадёжно защищённой её части.
Пожалуй, одной из причин, по которой бывший донковский дружинник вёл себя скромно, было то, что на фоне других евпатиевых соратников он выглядел довольно блёкло. Тот же Ефрем, помимо обороны Воронежа, прошёл через десятки схваток, добравшись от Серой крепости до Рязани, а потом и до Коломны. Как и многие другие, пусть и не проделавшие такого славного пути, но не отсиживавшиеся в лесу с самого начала зимы. Вот и приходилось вовсе не «пальцы гнуть», хвастаясь собственными подвигами, а слушать рассказы новых знакомцев. Ну, а уж сравнивать себя с самим боярином Евпатием, пусть и выглядящим очень болезненным, когда он пришёл в Посад, чтобы поприветствовать Ефрема, даже этому самовлюблённому парню в голову не взбрело.