Первое время, как свои уехали, как-то одиноко стало: место открытое, только пара рощиц поблизости. Приходи, кто хочешь, бери, что хочешь. Если сможешь уволочь семитонную БМД или прицеп, тянущий на пару сотен «кэгэ». Да только тут из-за близости половцев людей мало живёт. Вон, даже неподалёку от Серой крепости какую-то деревушку несколько лет сожгли, и никто на том месте больше так и не поселился. Но потом как-то обвыкли, вдвоём прогулялись до ближайшей рощицы, чтобы дров для костра набрать. Не ради того, чтобы ночь у него коротать — нафиг-нафиг его отблесками привлекать к себе внимание тех, кто может поблизости оказаться — а чтобы еду приготовить. И именно засветло, хоть, по старой привычке и разводили тот костерок в вырытой ямке. Хреново, что никакого ручейка поблизости нет, приходится пользоваться «возимыми» запасами воды.
Ночь прошла спокойно. Ну, бегало какое-то зверьё вокруг боевой машины, даже кто-то в громыхающий при каждом толчке прицеп запрыгивал из любопытства. Да только Анатолий и Михаил был «в танке», где не только на мелкое зверьё, но и на людей, буде они припрутся, наплевать: попробуй их выковырять из металлической коробки, которую даже ломиком со всей дури не пробить. Дрыхнуть было, конечно, неудобно, но всё равно получилось.
Это ночью можно закрыться внутри боевой машины и в ус не дуть. Днём же солнышко выглянуло и довольно быстро нагрело алюминиевую коробку. Даже несмотря на то, что краски на ней после попадания тысяч стрел почти не осталось, один белый металл. Так что пришлось коротать время снаружи, забравшись в тень, и лишь время от времени карабкаться на крышу башни, чтобы в бинокль обозреть окрестности.
Весна, деревья зазеленели, свежая травка пробивается, птички всякие щебечут. Даже не верится в то, что скоро по этим местам прокатится орда, несущая смерть и разрушения…
Сидели, сидели, так ведь высидели же!
— Миха, не делай резких движений, — пробухтел под нос Жилин, валяющийся на животе. — Просто аккуратно подтяни к себе оружие, сними с предохранителя и передёрни затвор.
— А что такое? — всполошился Мазута.
— Подкрадываются к нам.
— Кто?
— А хрен их знает. Хмыри какие-то в лохмотьях.
— Так все тут в лохмотьях ходят. Даже, казалось бы, вполне приличные люди.
— Эти — даже в сравнении с ними в лохмотьях. На счёт «три» вскакиваем, оббегаем БМД, ты с носа, я с кормы, и лупим по короткой очереди перед кем-нибудь. На нас кинутся — мочи на глушняк. Раз, два, три!
Четверо. У одного степняцкая сабелька, у другого самодельное копьё — насаженный на чуть корявую палку ржавый наконечник, у третьего суковатая дубина, а четвёртого кистень на цепочке. Самому старшему — лет двадцать пять, а тот, что с дубинкой выглядит лет на семнадцать. Действительно, оборванные, заросшие, чумазые.
Грохот выстрелов, конечно, ошарашил грабителей (а кто это ещё может быть? Не придворные же какие-нибудь), но старшой опомнился быстрее всего и, замахнувшись сабелькой, с рычанием ринулся на Анатолия. Двухпатронная отсечка, и он уже валится навзничь на подогнувшихся коленях. Замахнувшийся копьём тоже валится, но набок: сработал Мазута, в которого тот, видимо и собирался швырнуть эту гипертрофированную зубочистку.
— А ну, бросить оружие, а то и вас порешим!
Младший затравленно оглядывается, оценивая расстояние до ближайшей рощицы.
— Не успеешь добежать. Бросай дубинку, я сказал, и ложись лицом в траву. Руки за спину.
Взаимодействие в группе капитан отрабатывал особо тщательно, поэтому достаточно было просто сделать знак «прикрой», чтобы Мишка понял, как действовать. А Толян (помимо имени, это ещё и позывной) отпнул подальше от бьющегося в агонии сабельку, отбросил от второго, лежащего неподвижно, копьё, подобрал кистень и «сыграл в футбол» с дубинкой. И лишь после этого принялся стягивать куском шнура руки взятым в плен.
— Чего разревелся-то? — спросил Жилин молодого, явно всхлипывавшего, пока его связывали.
— Ты Некраса убил. Он хороший бы-ыл!
— А вы нас не убить собирались?