Выбрать главу

Второй поганец, увернувшийся от трех выстрелов, комком ушел вбок, выравниваясь на ходу и… удирая. Дас шёйн. Хаунд, прищурившись, ловил оставшуюся паскуду, разъяренную мать, летевшую на него черно-серым смазанным снарядом. Десять… пять… два метра…

«Галан» ударил рокочущим звериным басом. Рыкнул, снеся крыложору левый глаз и кусок глазницы. Мутант, раскрыв клюв, хрипло заухал, не останавливаясь и выставив лапы с выгнутыми костяными серпами.

Хаунд успел откатиться в сторону, когда коготь зацепил край длинного плаща, легко вскрыв плотную кожу, которую не всякий нож взять мог. Только Хаунда это волновало мало… Сейчас. «Галан» он так и не выпустил, а левая рука все это время была занята – сжимала друга-«рихтера», его острозаточенного «палача» с двумя лезвиями. Пригодился.

Хаунд прыгнул на тварь, пытаясь не дать той развернуться. Даже раненая и не успевшая взлететь высоко, мать была опасной. И рвалась назад, в родную свободу пустоты воздуха. Взмахнула крыльями, отбросив в сторону зачем-то выскочившую купчишку с ее двустволкой, взмахнула еще раз, подняв клубы пыли…

Он оказался быстрее. В прыжке ударил сапогами между крыльев, рубанул «рихтером» точно в основание шеи. Крыложор, просев вниз, хрипло крикнула, раскрыв черно-матовый клюв, острый, в кривых выростах-клыках по краям. Топор ударил еще раз, еще… хватило трех раз.

Узловатая сильная шея, поросшая чешуйчатой плотной кожей, не выдержала, разошлась под острой сталью. Хаунд, довольно скалясь, смахнул кровь с лица, развернулся, рыкнул. Купчишка, подняв «ижак», целилась прямо в ему лицо. А «галан» пустой…

Стволы качнулись вниз. И он рухнул. Грохнуло почти тут же, окатив горячей темной кровью вперемешку с чем-то липким. Последний из залетных крыложоров, крича, катался по дырявому асфальту парковки, отрыгивая склизкие кровавые комки из простреленной шеи и грудины.

– Дробь, йа? – Хаунд темным блестящим языком облизал содранное запястье. – Дробь?!

– Я женщина, мне положено не разбираться в мужских игрушках, – из-за намордника респиратора голос шел глухо, но она там… улыбалась? – Картечь, дробь… какая разница?

– Натюрлих… – Хаунд кивнул. – Данке.

– Что?

– Спасибо. Так…

Затея удалась по полной. Мелкие крыложоры, плевать хотевшие на людей с гром-палками, облепили незадачливого бегуна, дербаня его. Торгашка косилась на них и явно прикидывала – стоит ли тратить патрон, чтобы забрать мешок?

– Я бы оставил. – Хаунд повернулся к носильщикам. – Эй, один, ко мне.

И начал рубить головы крыложорам. И потрошить старшую, старательно добираясь до печени или что там у нее заменяло такой нужный орган.

– Ты обещал нас провести… – торговка стояла рядом, терпеливо наблюдая за ним.

– Йа, проведу.

– Чем ты занимаешься? Нам надо…

– Женщина… – Хаунд с хлюпаньем извлек пористую скользкую массу из крыложора. – Не мешай мне! Из-за вон тех обжор мне достанется куда меньше с моих же двадцати процентов. Ты знаешь, сколько стоит снарядить один патрон в револьвер? Знаешь? Не знаешь, поверь. Потерпи.

Носильщик, возможно, тот самый препирающийся Вадик, косился на его занятие и молчал. Рихтиг, это очень верно, молчи, человече, целее будешь. Хорошо быть Хаундом, все тебя знают и большинство опасается. Стоят, как бараны. Хорошо, не блеют. Почти…

– Эй, люди! В ряде мировых культур принято совершать погребение с помощью птиц. Они растаскивают и пожирают бренные людские останки. Тот одноногий товарищ, каким бы глупым он ни оказался, спас вам ваши же дерьмовые жизни. Окажите ему честь быть похороненным таким замысловатым способом, ай… Уяснили? Кто-то против?

Против никто не высказался. Хорошо быть Хаундом, одно слово.

Крыложоры, дико крича друг на друга, жадно жрали, подкидывая куски и глотая их на лету. Иногда даже дрались, но это мало кого волновало. На стрельбу и вопли никто не набежал, и то хорошо. Хаунд, закончив дело, вручил носильщику связку из трех огромных голов, нанизанных на относительно целый провод, выдранный из развалившегося внедорожника.

Печень Хаунд упаковал в снятый чехол подголовника, слегка полив водой из фляги. Не из своей, само собой, а взятой у Вадика. Злобный взгляд проигнорировал. За новые года трезвой памяти их накопилось куда больше, чем достаточно. Эт нормально и привычно…

А чего косятся? Тоже мне, вопрос…

Да ведь он – хренов мутант, чертова отрыжка свихнувшегося мира. И ему охеренно.

Глава вторая. Добрые люди не доброй Спортивной

Спортивная ему не нравилась. Докатившаяся два года назад, в тридцать третьем от Рождества Христова, очередная война Города и Безымянки оставила слишком много следов. От копоти по стенам и пулевых выщербин, исполосовавших вполне милую мозаику с хоккеистами, борцами и гимнасткой до нескольких колонн совершенно без плиток. Покрытые лишь застывшим цементом, те смотрелись отвратно и мерзко, как рот Кривоносой, местной бордельмаман.