Лосев махнул копытом на стул: А ну сел! Ты какого х*я так себя ведёшь, лейтенант?!
Шариков был крайне взволнован и тяжело дышал: Виноват товарищ… комиссар. Не хотел показывать вам своих эмоций и решил удалиться.
Лосев окинул салагу презрительным взглядом: Успокоился? Я продолжаю? Такое у нас тут местечко, лейтенант. Не для тебя, видимо. Не приживаешься ты тут что-то.
А, ведь, можно было и рассказать молодому лейтенанту правду о Матиасе, — подумал комиссар. Да только неизвестно, как этот неадекват отреагирует на такое заявление. В любом случае — это уже не имело никакого смысла.
Шариков тихо заскулил и присел на стул, потирая лоб: Простите, комиссар… Что-то голова моя туго соображает из-за этой жары… Не могу взять в толк…
Лосев: Ничего страшного. Ты не слушай, ты посмотри лучше, лейтенант.
И, примагнитив к копытам бионические лапы, комиссар с грацией фокусника вытащил из-под стола капитанские погоны. Солнце заиграло в позолоченных звёздах. Шариков сощурился, беря погоны в лапы.
Затем по столу к нему скользнула бумага.
Лосев: Твой перевод в столицу. Тебе надо лишь расписаться и поставить дату. Погоны можешь носить с завтрашнего дня, теперь ты капитан. Только распишись на проходной.
Это что же, — думал Шариков, — было у меня только две звезды. А тут сразу четыре. А там недалеко и до одной большой.
И за что же почести такие? Щеглу, который всю дорогу мешал вести гениальному майору Когтину его расследование и чуть не застрелил его минуту назад.
Лосев: За исключением того, что сейчас произошло в вашем кабинете, ты отлично показал себя. Получил ранение в ходе задержания. Думаю, это достойная награда для героя, как считаешь?
Разум Шарикова был окончательно растерян; он пытался прочесть данную ему бумагу, но буквы разбегались, прыгая со строчки на строчку: Я...
Лосев: Лейтенант, не хотелось бы тебя торопить, но у комиссара полиции довольно плотный график. Твой приказ о переводе будет рассмотрен в течение десяти рабочих дней с этого момента.
Выйдя из кабинета с бумагой и погонами, молодой лейтенант понял, что таким образом его хотят заткнуть. Значит прав он был. Прав! А эти… А что эти? Суки. Убийцы. Душегубы. Мусора, словом. С ними что делать? Ведь как-то нужно…
Молодой лейтенант-сыщик клянётся то… клянётся… это.
Собрался, Шариков, с лопатой на танки? И ради чего? Кому чего докажешь?
Капитан Шариков. КАПИТАН. Ты смотри-ка. Хорошо звучит. И заявление уже… вроде как в работе… Ну… в работу оно пошло, когда дрожащая собачья лапа протянула его сотруднику на проходной.
На выходе из комиссариата что-то кольнуло в его груди. Неправильно. Нехорошо так.
А может и Когтин, и сам комиссар Лосев причастны к этому? И убийства продолжатся, пока Шариков будет спокойно спать за тысячу километров отсюда!
А, может, и зло творится. Может, и мрут девки в этом городе и сотни их ещё помрут от лап этого Звероеда. Но не из-за тебя, не из-за тебя это, Шариков! Тут столько сук, что всех не перебьёшь.
Всех баб не спасёшь. Спаси хотя бы одну.
Молодому лейтенанту требовалось выпить. Затем проснуться капитаном. А в понедельник отвезти обвиняемого волка в суд и навсегда уехать из этого мерзкого городка. И гори он синим пламенем!.. Да… Будь проклят маленький злой Зверск…
Шариков признал — комиссар поступил с Шариковым неплохо. Задобрил повышением и переводом. А мог бы и бритвочкой полоснуть. И также, как одного волчару ни за что посадили, другого волчару (это Шариков себя имел в виду) пришибут просто так и не посмотрят, что он мент. Пришибут ещё как… потому что дела мешает делать.
Вот так выбор, — подумал молодой лейтенант-капитан, — или звёзды на плечах или плечи без головы.
Глава 24
Мурка прикрыла нос лапкой, пропуская его в дом: От тебя воняет мокрой псиной.
Шариков хохотнул: Так я, вроде, она и есть (полез целоваться, но Мурка, виляя бёдрами, заманила его в ванную)
Мурка: Ты знаешь, что делать. Вытрись насухо и возьми тот лосьон, что в прошлый раз.
Мурка дробила порошок и обратилась к Шарикову, когда тот (почти сухим и очень пахучим) вышел из ванной: Будешь?
Шариков подумал немного, борясь с непосильным желанием: Одну дорожку.
После жаркого (но, впрочем, как и всегда – непродолжительного) соития, молодой капитан лежал в её кровати, затягиваясь сигаретой.
Шариков был уверен (или убеждён), что в её маленькой уютной квартирке он был единственным мужчиной. А скоро он и вовсе станет её единственным.
Такая красавица попадёт в его единоличное пользование – о чём ещё оставалось мечтать офицеру, который в первый год своей полицейской службы получил внеочередное воинское звание (хороший старт для дальнейшей карьеры).