Ярко засветило солнце. Возможно, где-то сейчас, — подумал молодой капитан — едят какую-нибудь травоядую бабу. Очередную, блин. А он ничего не мог с этим сделать. И он лично повезёт невиновного человека на суд, где его, вероятно, приговорят к смертной казни или пожизненному заключению.
А Шарикову за это дали капи…
Мурка: Эй, псина. Птичек глазами ловишь?
Шариков встрепенулся, обернулся через плечо: Меня переводят с центр.
Мурка попыталась удержать улыбку на мордочке, но ей этого не удалось; она заметно помрачнела от услышанного: Это здорово. Ты… заслужил.
Да ни хера молодой капитан не заслужил…
А затем Шариков сказал одну фразу и сделал это с такой романтичной уверенностью, с такой мечтательностью, какую мог позволить себе лишь молодой зверь в расцвете сил: Я заберу тебя с собой.
Мурка хмыкнула: Здорово.
Она встала и подошла к окну.
Шариков: Завтра будет суд. А через несколько дней — я уезжаю. К тому моменту тебе нужно быть готовой ехать.
Мурка вздохнула: Навыка планирования вам не занимать, детектив.
Шариков встал позади неё и обнял за плечи; оба они смотрели на то, как порывы ветра бросали из стороны в сторону мусор и клубы пыли: Тебе больше не нужно заниматься этим. На днях я обо всём договорюсь.
Мурка звучала так холодно, как никогда; но из крепких его объятий вырываться не спешила: Думаю, ты, малыш, переоцениваешь свои возможности.
Шариков: О чём ты? Я же мент. И после суда я стану, пожалуй, самым известным ментом в округе. А это значит, что если я захочу забрать тебя — никто не встанет у меня на пути.
Мурка коснулась тяжёлой собачьей лапы, опутывающей её шею: Отпустишь?
Шариков: Ни за что.
Мурка: Псина. Пожалуйста.
Шариков убрал лапу, и она вернулась за стол: Ты совсем не рада. Это не то, чего ты хотела? Быть женой офицера.
Мурка налила себе водки: Прекрати это.
Шариков опешил: Мы… разве не...
Мурка: Это просто смешно. Ты приходишь, чтобы трахать меня раз в два дня. И будешь делать это до тех пор, пока не кончится твоя командировка. А потом даже не вспомнишь моё лицо. И уж точно ты не сможешь защитить меня от тех, кому я до сих пор должна денег. (она пристально глянула на него) Ты не такой крутой.
Шариков: Нет-нет, мил...
Мурка окончательно теперь утратила прежнюю мягкость и на лапе, сжимающей стакан, проступили коготки: Я — шлюха, но не дура. Поэтому не собираюсь слушать твои сказки о том, что сраный лейтенант или — теперь уже — капитан заберет провинциальную протратаханную шлюху, чтобы жить с ней до конца дней в загородном доме и воспитывать бл*ть, нескольких детишек-котопсов. ОСТАВЬ ЭТО ДЕРЬМО И БОЛЬШЕ К НЕМУ НЕ ВОЗВРАЩАЙСЯ!
Шариков помолчал немного, глядя за тем, как ловко она сдерживает слёзы - эта девочка знала, что такое настоящий ком в горле; затем он посмотрел в её поблёскивающие от влаги глаза: Возможно, кто-то уже говорил тебе это и затем не сдержал обещание. В таком случае ты имеешь право не верить моим словам. Но я клянусь офицерской честью, клянусь тем, что у меня здесь (он резко и даже немного болезненно сжал свою промежность в лапе), клянусь, что не уеду без тебя. И если ты не поедешь, то мне придётся вытащить тебя прямо из койки очередного ублюдка, которого ты будешь обслуживать — вот, что я тебе говорю, глупая девчонка!
Мурка издала тихий стон; затем, тихо мурча, отвернулась к стене и вытерла мордочку; но белая шёрстка под её большими красивыми глазами всё же осталась мокрой (и молодой капитан с щемящей болью в груди обратил на это внимание): Ах, это было бы очень хорошо, псина.
Глава 25
После маленького расследования Ласки очевидным стало одно: едва ли какой-либо волк имел отношение к смерти его дочери. Нет, Малышка Зи стала жертвой подлости, а не дикости.
И если свою откровенную дикость волчары спрятать никак не могли, то подлость скрыть можно было очень легко.
Более того — способность скрывать свою подлость являлась неотъемлемой частью этой самой подлости.
Когда полиция сообщила о том, что за убийство его дочери будет осужден волчара, крот вновь приказал Ласке связаться с комиссаром.
Ласка отчиталась: Пытаюсь дозвониться в третий раз; попадаю на проходную. Говорят, что комиссара нет на месте.
Зорга сразу понял: Лгут.
Это начинало бесить.
Он был счастлив, что хотя бы не видит этого отвратительного города. Но этот запах. Запах пизд*жа и наркоты, которыми провонялся Зверск, уже порядком ему осточертел.
Этому городу нужен был долбаный освежитель воздуха.
Наконец, крот в компании Ласки, ковыляя, опершись о свою покрытую золотом трость, решил наведаться к комиссару лично.