Не доходя до ворот, Филипп Меринос встретил Шаю.
— Пан председатель, — сказал тот, прикрывая рот поднятым воротником пиджака. — Со мной люди. Как с ними быть?
— Сколько их? — спросил Меринос.
— Много, — беззубо улыбнулся Шая, — и всё время подходят новые.
— Получил от Крушины билеты?
— Получил.
— Тогда дай первой сотне билеты; пусть крутятся возле Аллей и Пенкной, пусть поднимут шум. Ребятам будет легче работать в такой неразберихе, понимаешь?
— Понимаю, — фамильярно усмехнулся Шая, — у вас, пан председатель, котелок таки варит, — добавил он с искренним удивлением.
— Через час, — сказал Меринос, — пустишь ещё двести человек, а остальные, сколько бы их ни было, пусть подождут и пойдут со мной на последний штурм. Ты, Шая, должен стоять на страже и не двигаться с места. — Он показал рукой на уборную вдалеке, на площади Гжибовского. — Поедешь вместе со мной.
— Хорошо, — кивнул Шая.
Меринос вошёл в ворота.
Шая направился к руинам за костёлом Всех Святых: на штабелях кирпича и поваленных бульдозерами развалинах, сидели парни в фуражках, беретах, куртках из тика, в пёстрых сорочках.
— Ребята! — крикнул Шая, и его вмиг окружила плотная толпа ожидающих. — Сейчас пойдёт первая группа, — продолжал он выкрикивать, вытаскивая из кармана кучу билетов и слюнявя пальцы. Лес рук с жадностью устремился к нему. — Спокойно, коллеги, спокойно, — нагло улыбнулся Шая. — Вы попали в пункт продажи самых дешёвых билетов и пойдёте на самый интересный матч сезона, но, если я дам их вам совсем бесплатно, это вас только испортит. Платите по пять злотых за каждый.
Со всех сторон потянулись к Шае пятизлотовые бумажки, зашелестевшие на ветру в дрожащих пальцах.
Филипп Меринос поднялся наверх и открыл контору. Ему сразу же бросилось в глаза, что заперта ванная. «Неужели Анеля ещё спит? — подумал он. — Не может быть!» Он открыл дверь в свой кабинет. Кабинет выглядел так же, как и вчера вечером, когда Меринос его оставлял. «Всё равно, — решительно подумал он, — так или иначе, это следует сделать. Минута малодушия может стоить слишком дорого». Он вышел из кабинета, прошёл по коридору, свернул в сторону, открыл дверь из неструганых досок в конце коридора и спустился по узкой скрипучей разрушенной лестнице вниз. Наконец добрался до обитой деревянными щитами кладовой, пристроенной с внешней стороны дома, остановился, сунул руку в задний карман брюк и вытащил большой револьвер. Уверенным движением Меринос открыл старательно замаскированную в стене пристройки дверцу. Поток дневного света ворвался в мрачное тесное помещение. Меринос побледнел. Его глаза зловеще забегали: кладовая оказалась пустой. В стене, выходившей на улицу, зияла большая дыра.
— Неужели удрал по водосточной трубе? — прошептал он наконец побледневшими губами. — Вот так герой! Как он просадил такую дыру? — Меринос не мог оторвать взгляд от странной дыры в стене. Через минуту, однако, опомнился, спрятал револьвер, побежал снова наверх и ворвался в кабинет. Ещё раз окинул всё внимательным взглядом. Со стороны коридора, из ванной, донёсся страшный крик, приглушённый запертой дверью:
— Откройте! Откройте! — вопила Анеля.
Меринос ринулся было в ванную, но замер на полдороге: поражённый мгновенно осенившей его мыслью, он подбежал к письменному столу и выдвинул ящик. Револьвер Йонаша Дробняка исчез. Филипп Меринос выскочил в коридор, но тут же вернулся, отключил телефонный аппарат и снова выбежал.
— Открой, Филипп! Открой, председатель! — как сумасшедшая вопила Анеля. — Владек! Подлюга, открой! Я ничего не скажу… Не скажу, что удираешь, что летишь самолётом в Шецин! Владек, верь мне… Я люблю тебя! Я тоже убегу! Я хочу спастись! Не дай мне пропасть…
Филипп Меринос криво усмехнулся, вытер ладонью лоб и вышел из помещения кооператива «Торбинка» без единого слова, старательно заперев за собой на ключ дверь, ведущую на лестницу.
— Sicher есть sicher[5]…— вполголоса пробормотал Меринос и сплюнул на порог. Тем самым он как бы закрывал за собой славную главу своей жизни и суеверно просил у опекавших его тёмных сил благосклонности и в будущем.
Меринос быстро сбежал по лестнице, выскочил из ворот и сел в «вандерер». Его охватило странное ощущение, будто он попал в ловушку, хотя в эту минуту никакого повода для паники не было. «Где сейчас эта вошь в котелке? — лихорадочно мелькало в его голове, — попался бы он мне в руки!» Меринос яростно заскрежетал зубами и остервенело сжал руль своими волосатыми мясистыми руками. Завёл мотор, проехал несколько десятков метров по Пружной в сторону Маршалковской и свернул направо, на полностью разрушенную улицу Зельную. Автомобиль тряхнуло на выбоинах, оставшихся после недавно убранных обломков зданий, и он остановился у подножия сгоревшей башни Цедегрена — бывшей Центральной телефонной станции.