Я легонько толкнула Алину в бок, мол, не мели языком и благодари бога, что несчастный случай произошел на этот раз не в нашей группе.
– А когда случилось несчастье? После нашего отъезда с острова? – спросила я.
– Трудно сказать, – пожал плечами Поль. – Тело нашли спустя три часа после нашего отплытия с острова. Бабенко лежал между камней на западной стороне острова, в минутах двадцати от стоянки катера. Он был уже мертв, а когда умер, никто не скажет.
– Н-да, в жарком климате тело коченеет медленно, – сделав умное лицо, опять подал голос Санька. – Его могли убить, когда мы были на острове, а могли и позже.
– Нет, вы посмотрите на него! Кто сказал, что его вообще убили? – вспылила Алина. – Тело, видите ли, не закоченело! Много ты знаешь, криминалист сопливый!
– Алина, не кричи, – попыталась я призвать Алину к порядку. – На нас уже обращают внимание, – сквозь зубы процедила я.
– А ты знаешь, что мой сыночек, решил поступать в юридический институт при МВД?
– Чем плох юрист? Сама же когда-то работала юристом, защищала права потребителей. Или ты хотела, чтобы в вашей семье был второй биолог, и Санька продолжил династию?
– Я не хотела бы, чтобы в нашей семье был второй майор Воронков! – выпалила Алина. – Только ментов в моей семье не хватало! Пусть становится кем угодно: бизнесменом, менеджером высшего звена, олигархом, нефтяным магнатом или банкиром, пластическим хирургом, наконец, но только не идет в полицию. Не дам я тебе материнского благословения, Саша. Посмотри на Воронкова! Он же псих! И ты таким хочешь быть?
«В одном Алина права – у Воронкова работа собачья. Но и навязывать ребенку профессию негоже», – вздохнула я, жалея Саньку. Ему досталось не за что. Мое плохое настроение передалось и Алине. Но я умею себя держать в руках, а она сорвалась.
– Вы уже поели? – не унималась Алина. Под ее горячую руку попала и Анюта. – Тогда быстро на выход. Можете погулять полчасика по освещенным аллеям – и спать!
Дети безропотно поднялись из-за стола, и вышли из ресторана. Проводив их взглядом, Алина задумалась:
– Взрослый мужик, зачем ему лезть на камни?
– Заблудился и искал дорогу? – предположила я. – Чтобы было виднее, влез на камень?
– Там везде тропинки и указатели, – напомнила Алина. Алена и Поль в унисон кивнули головами. – Если бы заблудился, мог позвать. На острове народу было предостаточно.
– Верно, – сказала я, стараясь припомнить, не звал ли кто на помощь, – никто не аукал. Но он мог далеко зайти, и мы его не услышали.
– Двадцать минут ходьбы – это далеко?
– Если так, то он упал уже после нашего отплытия. Торопился к катеру и оступился. Поль, а что с телом будут делать? Группа без сопровождающего. Вряд ли кто-то возьмет на себя транспортные расходы и хлопоты.
– Не проблема. Администрация отеля позвонит в туристическое агентство, агентство сообщит родственникам. Родственники или сами приедут, или оплатят гроб и дорогу. А пока тело полежит в морге.
– Все правильно, – кивнула я.
Неожиданно Алина перевела разговор на другую тему, спросив у Алены и Поля:
– Что вы порекомендуете взять на ужин?
Алена немного опешила от неожиданного перехода:
– Индейка вкусная…
– Пожалуй, мы ее тоже попробуем, – с этими словами Алина потащила меня от стола, за которым сидели Алена и Поль. Отойдя от них на приличное расстояние, Алина зашептала: – Не верю я в случайную смерть Бабенко. Вспомни, что мужики говорили! Иван Петрович Кудрявцев всеми фибрами души ненавидел Бабенко! За что, интересно? Нам надо обязательно знать, какая кошка пробежала между ними.
– Ох, – протяжно вздохнула я, уже догадываясь, что беззаботный отдых пошел насмарку. – Алина, нам вряд ли удастся хоть что-то узнать. Если бы не случайно подслушанный разговор, мне бы и в голову не пришло, что Бабенко и Кудрявцев вообще знакомы. Да и эти двое, Хрящев и Иванов, выглядят так, будто приехали сюда с разных полушарий и впервые здесь встретились. Вообще вся группа такая, на кого не глянь. Все необщительные, замкнутые, неприветливые. Не то, что одесситы из соседнего отеля.
– Да уж, до одесситов им далеко… Все равно, надо завтра подойти к Кудрявцеву или к его жене и поговорить о Бабенко.
– Поговорить-то, конечно, можно, – вроде бы согласилась я, – но надо ли? Зачем нам чужие проблемы на себя вешать? Нам своих мало?