– И что Шумов у двери стоял, Наташу поджидая, тоже ведь никто не видел? А народу-то сегодня много по подъезду сновало, с производства сегодня рано людей отпустили из-за воды! Значит, не ждал! И на теле у Наташи следов драки нет, так ведь, Дмитриев? Это внесли в протокол?
– Кончай следствие вести, Кузьминична, – решил урезонить её Сашка.
– Сейчас. Понятые, вы видели, что нет на ней синяков и ссадин? А то в тюрьме побьют и скажут, что так и было! Дмитриев, а покойник не побитый?
– Тётя Маша, может, Шумов вообще здесь ночевал, – сказал Сашка.
– Может. Только и тогда его кто-то видеть был должен. Да мать скажет, где он ночевал! Слышишь, она там внизу голосит, Наташку проклинает! Уже аж из Ветошников принеслась! И ещё Вову можешь спросить, ночевал ли у них Колька!
Сашка выскочил из квартиры и понёсся вниз, прыгая через две ступеньки. Все толпой вышли следом: Вячеслав Михайлович, понятые, Марья Кузьминична, держащая за руку Наташу, Павел, прицепившийся к ней с другой стороны, Владимир Иванович последним. Прикрыл дверь и достал бумажную ленточку.
– Володя, ты что, опломбируешь дверь? Не имеете права! Кроме Наташи здесь ещё двое детей проживают! Павлик, отцепись от Наташи, не позорь её, никуда она не убежит!
– Так ключи у эксперта…
– Да шут с ними! У внука сейчас возьму! Ань, давай Вовку сюда!
Вова вцепился в мать. Наташа зарыдала:
– Вова, Нюся в садике!
– Ему её отдадут? Не волнуйся, пригляжу за обоими! Наташка, держись! Никому не верь, говори только правду и стой на своём!
Марья Кузьминична придержала внука, пока Наташу запихивали в машину, вытащила у него из кармана ключи и спросила:
– Ань, убрать квартиру возьмёшься? Заплачу!
– Ты что, Кузьминична, за мздоимство бог накажет. Я так, по-соседски!
– Ерунда! Каждый труд должен быть оплачен. Только экскурсии в квартиру не води. Ковёр выброси!
– Марья Кузьминична, – вмешался понятой. – В автомойке, которая на выезде, ковры берут в чистку. Моют очень хорошо!
– Нет, такая память нам не нужна. Выбрасывай!
– Вот и оплата, Кузьминична. Я её ковром возьму. Я не брезгливая.
Вышли со двора, и Марья Кузьминична задумалась. В квартиру сейчас детей пускать нельзя. К себе домой вести внука она не хотела. И невестка, и дети будут его обижать. А сын отстранится, он к Вове абсолютно равнодушен. А маленькая девочка, которая никому из них не родня? Наташка её от второго мужа родила. Даже не мужа, так, сожителя. Схватилась за телефон, набрала золовку:
– Женя, ты можешь принять нас на одну ночь? Меня и двух детей? Наташиных детей?
Золовка замялась. Марья Кузьминична вспыхнула:
– Женя, если ты против, так и скажи! Я больше тебя не побеспокою.
– Ты что, Маша! Я просто прикидываю, что вам на обед…
– Мы с Вовой пообедали, а Нюся в садике. А вот если ужин нам предложишь, мы с удовольствием.
– Ну, и всё в порядке. А ты сразу обижаться!
С золовкой они общались вполне по-родственному, но не близко. В гости друг к другу ходили редко. Но другой родни у неё просто не было. Женя ждала их в дверях. Сердечно обняла внучатого племянника:
– Вовочка! Пойдём, умоешься, ишь, как грязными руками физиономию разрисовал. Ну, чисто индеец Чингачгук!
Вова хихикнул. Марья Кузьминична успокоилась: в последние годы Женя чаще общалась с внуком, чем даже она, родная бабка, и отношения у них были вполне сердечные. Позвонила в садик, спросила, нужно ли приходить за Нюсей Огородниковой с братом, или её отдадут ей так. Заведующая заверила, что отдадут, но посоветовала прийти всё же с мальчиком, если малышка её не очень хорошо знает.
Пошла домой. Невестка наверняка ушла, а вот Вова лежал на диване у телевизора. Молча прошла к себе, сложила в пакет халат, тапочки и бельё, прикидывая, что ещё потребуется на ближайшие три дня. Марья Кузьминична всё обдумала по дороге, и пришла к выводу, что Наташу отпустят на третий день. Решение об аресте принимает суд, а для суда улики слабоваты. Завтра надо зайти в полицию и посоветоваться с Сашей, стоит ли уже нанимать адвоката.
Ткнулся в дверь сын:
– Мам, Наташку арестовали? – она кивнула. – Что, нам теперь в самом деле придётся Вовку забрать?
Оказывается, дома были и Татьяна, и её дочь. Они вышли из кухни и нагло слушали.
– Господи, сын, а ведь ты предатель! Тебя только и волнует, что придётся ещё одну койку в это общежитие втиснуть! А что сын твой сирота при живых родителях – это тебе по фиг.
– Его, между прочим, ещё и кормить придётся, – вмешалась Татьяна.
– Ну, если твоя дочь здесь ест, то почему его сын на это права не имеет?
– Я больше Вовы получаю! Я сама свою дочь кормлю!