— Пока точно не обещаю. После ваших слов о юристах…
— Да, я поступил очень легкомысленно, но обязательно искуплю свою вину. Предоставьте мне такую возможность. Мое бунгало… вы знаете, где оно?
Она засмеялась.
— Спасибо, я приду. До свидания, до вечера.
Тем временем сэр Фредерик усаживал Чана на мягкий диван в вестибюле.
— Я по многим причинам рад с вами повстречаться, сержант. Скажите, у вас нет знакомых в китайском квартале Сан—Франциско?
— Отчего же, кое–кто есть. Мой кузен Чан Ки Лим удостоился чести там жить.
— А вы случайно не слышали о странном юристе по имени Ли Ганг?
— Такое имя носят многие люди. Кого конкретно вы имеете в виду?
— Сейчас этот человек гостит у родственников на Джексон–стрит. И вы можете помочь мне, сержант.
— Это станет самым приятным воспоминанием в моей жизни.
— Ли Ганг располагает некоторыми необходимыми мне сведениями. Я уже пытался поговорить с ним, но безуспешно.
— Свет начинается на заре, — заметил китаец.
— Если вы познакомитесь с ним и…
— Прошу прощения, но я не шпионю за соотечественниками без достаточных оснований.
— Основания есть; и весьма серьезные.
— Только дурак начал бы в этом сомневаться. Но ваше поручение требует времени, а я завтра в полдень уезжаю обратно в Гонолулу.
— А вы не останетесь еще на неделю? Расходы я оплачу.
В черных глазах китайца блеснул упрямый огонек.
— Ценнее дороги домой для меня ничего нет.
— Я хотел сказать, что заплачу за…
— Еще раз извините. Я обеспечен и пищей, и одеждой, зачем мне деньги?
— Хорошо. Я только внес предложение.
— Сожалею, что вынужден отказаться.
Здесь к ним подошел Барри Кирк.
— Мистер Чан, — начал он, — позвольте попросить вас кое о чем.
Чан вежливо склонил голову.
— Я весь внимание. Вы — мой хозяин.
— Я только что пригласил к себе на обед мисс Морроу, и за столом потребуется еще один мужчина. Вы не могли бы прийти?
— Вы оказываете мне честь, которую бы отверг только неблагодарный. Но теперь я становлюсь вашим должником, и это приводит меня в замешательство.
— Пустое. Я жду вас в половине восьмого. Мое бунгало на крыше Кирк–билдинга.
— Превосходно, — заметил сэр Фредерик. — Там мы и побеседуем, сержант Чан. Вы убедитесь в том, что мои намерения честны. ;
— Китайцы — странный народ, — вздохнул Чан. — Произнося «нет», они имеют в виду совсем другое. А говоря «да», уже не отказываются от своих слов. Возвращаясь к обеду, я отвечаю: «да», и благодарю вас.
— Прекрасно, — улыбнулся Барри Кирк.
— А где ваш репортер? — внезапно спросил сэр Фредерик.
— Он куда–то заторопился, — обьяснил Кирк. — Похоже, рассказ захватил его полностью.
— Какой рассказ?
— За завтраком. И еще ваша встреча с сержантом Чаном…
Добродушное выражение слетело с лица детектива.
— Боже мой! Вы полагаете, что он собирается напечатать услышанное?
— Естественно. Я думал, что вы в курсе.
— Боюсь, что мое знакомство, с американскими обычаями чересчур поверхностно. Я принял его рвение за обычное любопытство. Даже не представлял себе…
— Иными словами, вы не хотите разглашать свои истории? — удивился Кирк.
Не ответив, сэр Фредерик быстро повернулся к Чарли.
— До свидания, сержант, был счастлив познакомиться. Вечером увидимся. — Потом схватил изумленного Кирка за руку и потащил на улицу. — Какую газету представляет ваш мерзавец?
— «Глобус».
Сэр Фредерик остановил такси и, усевшись вместе с Кирком в кабину, приказал шоферу:
— В редакцию «Глобуса».
Какое–то время они ехали молча.
Наконец сэр Фредерик заговорил:
— Наверное, вас грызет любопытство, мистер Кирк?
— Надеюсь, вы не считаете, что это мое нормальное состояние?
— Да, я знаю, что могу положиться на ваше благоразумие, мой мальчик… За завтраком я изложил только часть истории Евы Даренд, но даже и ее нельзя публиковать. По крайней мере не сейчас и не здесь…
— О Господи! Вы имеете в виду…
— Я имею в виду, что долго шел по следу и добрался почти до конца. Еву Даренд не убивали в Пакистане. Она убежала. Я даже догадываюсь каким образом. Более того…
— Неужели?! — воскликнул Кирк.
— Пока я ничего не могу вам объяснить.
Больше они не разговаривали до самой редакции.
А в это время в кабинете редактора городского отдела Билл Ренкин возбужденно докладывал своему шефу:
— Материал настолько великолепен… — Он запнулся, почувствовав на своей руке чьи–то стальные пальцы, и, повернувшись, увидел лицо сэра Фредерика Брюсса. — Почему… э-э… здравствуйте, — пробормотал Ренкин.
— Произошла ошибка, — объявил детектив.
— Разрешите мне объяснить, — вмешался Кирк, пожимая руку редактору и представляя ему сэра Фредерика Брюсса. — К несчастью, Ренкин, здесь ничего не поделаешь. Сэр Фредерик, не знакомый с методами работы американской прессы, не понял, что вы присутствовали на завтраке в качестве репортера. Он полагал, что вы руководствуетесь простым любопытством. Поэтому мы просим вас не публиковать ничего из услышанного за завтраком.
Ренкин побледнел.
— Как? Но я…
— Просьба относится к вам обоим, — добавил Кирк специально для редактора.
— Наш ответ будет зависеть от причин такого заявления, — произнес редактор.
— Моя причина — уважение к Англии, — объяснил сэр Фредерик. — Я не знал ваших обычаев. Но теперь скажу, что, напечатав хоть слово из утренней беседы, вы серьезно помешаете правосудию.
Редактор кивнул головой.
— Все ясно. Мы не станем ничего публиковать без вашего разрешения, сэр Фредерик.
— Спасибо вам, — поклонился сэр Фредерик, только теперь отпуская руку Ренкина. — В таком случае мы можем идти. — И, попрощавшись, он удалился. Кирк также поблагодарил журналистов и вышел следом.
Сэр Фредерик шагал по коридорам редакции. За бывшим главой Департамента уголовных расследований с интересом следил кот Экберт. У двери на улицу англичанин внезапно остановился. Возможно, ему просто показалось, или Экберт перед носом прошмыгнул, но дорогу будто пересекла чья–то тень.
Глава 3 Бунгало в поднебесье
Барри Кирк вышел из своей гостиной через французское окно. Оно вело в крошечную оранжерею, украшавшую бунгало в поднебесье. «Мой воздушный сад», — называл ее Кирк. Подойдя к ограде, он посмотрел вниз. Двадцатью этажами ниже лежал огромный город. Над головой мерцали звезды, а со стороны моря поднимался туман. К полуночи он окутает и его дом, покроет своей тонкой вуалью. Кирк любил туман. С моря веяло приятной прохладой.
Он вернулся назад и закрыл за собой окно. Потом постоял, оглядывая богатую, со вкусом меблированную гостиную: громадный глубокий диван, множество уютных кресел, полдюжины торшеров, в камине тихо потрескивает огонь.