Спустя некоторое время я взял курс на Верйти–стрит.
Я чувствовал, что все это дело понемногу начинает меня затягивать. Никогда в жизни, пожалуй, я не попадал в такое странное положение.
По всем едва уловимым фактам и соображениям Сэмми шел по какому–то следу, известному только ему. Именно об этом он собирался сообщить мне, чтобы вместе идти по этому следу. Прошлой ночью он имел такую возможность — проинформировать меня во время вечеринки; но не воспользовался ею. Почему? Разумеется, только потому, что кто–то неустанно вел за ним наблюдение и он знал об этом.
Теперь Сэмми уже ничего не скажет о том кончике нити, за который он ухватился. Но ведь ниточка–то существует. Все дело в том, чтобы вновь ее обнаружить. Но где и как? Очень хорошо, что Старик так благосклонно отнесся к мысли о Выяснении того, что знал Сэмми и что он собирался сообщить мне. С этой стороны не только не будет помех, но, наоборот, он сможет оказать весьма существенную помощь. Хотя бы в предоставлении мне необходимого времени для поисков никому не известной ниточки. Все это дело явно сомнительное, и тем не менее взяться за него следует. Кто–то сказал: «Если сомневаешься, не делай ничего». Это не очень мудро. Если сомневаться и ничего не делать, то дело пойдет много хуже. А чтобы делать дело, надо следовать за своим носом. Нюх определенно приведет в конце концов к чему–либо нужному.
Я стоял перед дверью квартиры Джанины, рассматривал ее выгравированное на металлической дощечке имя и думал о ней. Потом нажал кнопку звонка.
Дверной механизм щелкнул, дверь открылась, и я поднялся.
Джанина вновь стояла на верхней площадке, прислонившись к дверному косяку, и встретила меня внимательным и вопросительным взглядом.
— Хэлло, Джанина!
Она, ответила коротко:
— Привет. Что же еще?
Я улыбнулся ей.
— Тон ваш не слишком приветлив. Возможно, тому причиной моя настойчивость?
— Настойчивость?
— Вы хотите назвать ее назойливостью?
— Не знаю, на что вы намекаете. Прошу вас сказать мне прямо: вы хотите мне что–либо сообщить или, наоборот, хотите о чем–то спросить меня?
Она не предложила мне войти в комнату, и мы продолжали разговор, стоя на лестничной площадке.
— Вы были абсолютно правы относительно Кэрью. Я был в морге и осмотрел его. Он выглядит довольно прилично. Лицо совсем не задето.
— Да? А тело?
— Оно выглядит не так хорошо. Кэрью попал в основательную переделку.
— Так. И что же?
— Я хотел бы от вас кое–что услышать.
— А именно?
— Тот полисмен, который пришел к вам и сообщил о гибели Сэмми. Что, собственно, он вам сказал? Сказал ли он, что своими глазами видел Сэмми покидающим ваш дом или что его уход видели другие?
Наступила пауза. Молчание становилось тягостным.
— Для чего вам это? — спросила она. наконец.
— Видите ли, Джанина, я являюсь одним из тех людей, кому не задают вопросы, а кто их сам задает. Нет сомнений в том, что в свое время вы узнаете все, а пока скажите то, что мне нужно знать. Сказал ли полисмен, что он лично видел Сэмми оставляющим ваш дом?
— Точно не могу припомнить, что и как именно он сказал. Зачем это мне? Вы сами должны понимать, что не существует таких причин, по которым я могла бы быть особенно заинтересована в вашем друге Кэрью.
— Разве? Что ж, он был просто… просто очередным посетителем?
Она слегка покраснела.
— Что вы подразумеваете под этим?
— То, что вы сами пожелаете. Хорошо. Итак, вы не были особенно заинтересованы в Кэрью. Но все же попробуйте припомнить слова полисмена.
— В этом я совсем не заинтересована.
Ее тон стал вызывающим.
— Не ошибаетесь ли вы?
— Это мое личное дело — желать или не желать припоминать не интересующие меня подробности.
— И тем не менее вы вспомните, — сказал я, взглянув на нее.
Она закурила сигарету, которая была в ее руке, и глубоко затянулась. Губы у нее были ярко–вишневые и, несомненно, совершенной формы.
— Я не думаю, что полисмен сказал, что сам видел Сэмми выходящим из дома. Я думаю, что он сказал, что Сэмми был замечен каким–то другим джентльменом, который и видел, как Сэмми был убит взрывом авиабомбы на площади.
Все это Джанина проговорила медленно, как бы силясь припомнить все подробности.
— Благодарю вас, Джанина. Это именно то, что мне хотелось бы знать.
— Прекрасно. Я вам кое–что сообщила. Теперь, в свою очередь, мне хотелось бы узнать нечто.
— Если смогу, охотно отвечу.
— Почему вы сказали, что Кэрью, быть может, был «очередным посетителем»? Как это могло прийти вам в голову?
— Не знаю, но через минуту, возможно, я буду в состоянии ответить на ваш вопрос.
— Не понимаю.
— Сейчас, надеюсь, поймете. Скажите, не знаком ли вам молодой человек, который имеет обыкновение пудрить лицо и выглядит подобно карандашу? Довольно высокий, лицо тонкое и белое, волосы черные, гладкие. Не знаете такого?
— Не могу припомнить.
— Недавно он сообщил мне, что этим вечером видел вас и Кэрью в баре «Пучок перьев» и что вы вместе ушли оттуда.
— Чепуха какая–то.
— Разумеется, все это чепуха, так как Кэрью был задолго до этого убит. Но не сможете ли вы припомнить этого молодого человека? Не видели ли вы его когда–либо в том баре или в ином месте?
— Никого похожего не помню. Но во всяком случае он бессовестный лгун. Этим вечером я близко не подходила к бару «Пучок перьев».
— Хорошо. Вы хотите, чтобы я поверил вам? Но я скажу следующее. Когда я его спросил, не знает ли он вашего адреса, он ответил, что любой человек знает адрес Джанины. Как вы думаете, что он имел в виду и почему сам безошибочно указал ваш адрес?
— Понятия не имею. Все это чересчур странно.
— Хорошо. Благодарю вас, Джанина, и до свидания.
Ее мягкий голос стал чуточку тверже:
— Что все это значит? Кто вы? Что, собственно, пытаетесь выяснить?
— К сожалению, в настоящий момент я и сам не знаю этого точно. Я чувствую себя, как Санта Клаус в маске.
Я махнул ей на прощание рукой и добавил:
— Не делайте, Джанина, ничего такого, о чем мне не хотелось бы услышать.
Я начал спускаться по лестнице. Когда я был уже на полпути к дверям, она вдруг произнесла усталым и безразличным тоном:
— Идите–ка вы к дьяволу, мистер Кто–бы–вы-ни–были!
В ее голосе было нечто, что заинтриговало меня. Мне даже понравилась ее грубая выходка, и я задумался, увижу ли я ее в недалеком будущем и при каких обстоятельствах это может случиться.
Я направился в отель, где прежде всего выпил виски с содовой, а затем, устроившись поудобнее на диване и наслаждаясь прохладой комнаты, принялся спокойно обдумывать все случившееся.
Несомненно, Сэмми втянул меня в весьма запутанную и чертовски сложную историю, но я должен был простить ему это, и не только потому, что он был убит, а и потому, что всякий прощал Сэмми все, что он делал. Такой уж был он человек. И все же я немного злился на него.
Я выпил еще немного виски, походил по комнате и затем, раскрыв один из своих саквояжей, вытащил из него автоматический маузер. Неплохая штучка! 38–й калибр, и с глушителем. Совершенно бесшумный.