— Я не знала, — призналась я.
— О, да! Некоторые ученые считают, что мотив использовался как средство иллюстрации египетской веры в воскрешение. Это очевидная параллель с собственной метаморфозой бабочки, не так ли?
— Это так. Во что верят другие ученые?
— Что эти бабочки попали на стены гробниц просто потому, что они прекрасны, — сказал он мне, его глаза не отрывались от моего лица. Я поняла, что он все еще держит мою руку, и осторожно отняла ее. Он покраснел, восхитительный розовый оттенок, к которому часто склонны рыжеволосые, и быстро приветствовал Стокера, который ответил ему с холодным равнодушием. Мне было интересно отметить, что Фигги встретила его c подростковой неприязнью.
Если он и заметил, мистер Фэйрбротер был невосприимчив. — Спасла мне пару маффинов, Фигги? — весело спросил он, садясь.
— Только один. Подавись и умри, — сказала она, бросая в него кексом. Он приземлился маслом вниз на его колени. Фэйрбротер смутился. Фигги засмеялась, первое искреннее выражение удовольствия, которое я увидела в ней с момента нашего прибытия. Леди Тивертон сжала губы в знак неодобрения, но сэр Лестер лишь присоединился к ее смеху.
— Фигги, ты такая миляга, — сказал он ей.
Фигги была сильно испорчена, я молча поправила его, но вместо этого повернулась к мистеру Фэйрбротеру. — Что именно делает филолог? — спросила я. Он на мгновение остановился, чтобы снять маффин c брюк и осторожно уронить носовой платок на масляное пятно.
Я точно знала, что делает филолог, но, как показывал мой опыт, большинство мужчин ничего не любят больше, чем говорить о себе. Поэтому я держала рот на замке и широко раскрыла глаза, когда он начал долго объяснять свои обязанности и скармливать кусочки масленной булочки Нуту, который смотрел на него в восторге. Когда он закончил свой маленький монолог, я издала подходящие звуки благодарности. — Как вам повезло быть частью такой успешной экспедиции! — сказала я ему. — Это была ваша первая поездка в Египет?
— На самом деле это была моя вторая, и я, безусловно, надеюсь, что не последняя, — ответил он.
— Тогда вам лучше обзавестись новой пищеварительной системой, — предупредила Фигги. — Вы провели половину сезона в уборной.
Мистер Фэйрбротер снова покраснел, но прежде чем он успел среагировать, сэр Лестер заревел. — Ифигения!
Ее отец наконец достиг своего предела. Он выпрямился на стуле, его цвет был почти апоплектическим. — Если ты не можешь вести себя как леди, ты удалишься в свою комнату.
— С удовольствием, — сказала она, поднимаясь с диванных подушек. С серьезной любезностью она передала вилку для поджаривания Стокеру. — Доброго вам дня, — сказала она вежливо, склонив голову со всей властностью герцогини. Пес Нут встал и последовал за ней, уши торчком как корона.
— Доброго вам дня, мисс Тивертон, — сказал Стокер, поднимаясь на ноги и слегка кивая.
Мистер Фэйрбротер остался в своем кресле, склонив голову и потянувшись за сэндвичем.
Леди Тивертон слабо улыбнулась нам. — Я должна извиниться. Моя падчерица иногда бывает излишне возбуждена.
— Как чистокровная кобыла, — сказал сэр Лестер с неохотным одобрением. — Хотя я думал, что к этому времени она бы научилась немного лучше вести себя в компании.
— Она только хочет понимания, — сказала леди Тивертон своему мужу.
— Она хочет порки, — быстро ответил ее отец. — Но у меня никогда не хватало духу сделать это.
— Ее обида вполне естественна, — тихо сказал мистер Фэйрбротер. — Она чувствует, что я узурпировал ее место, и я не могу винить ее за это.
— Патрик!
Голос сэра Лестера был резким, но Фэйрбротер лишь махнул успокаивающей рукой. — Она чувствует себя вытесненной моим присутствием, и почему бы и нет? Вы приняли меня и относитесь ко мне как к сыну. Если бы я был Фигги, я бы поступил намного хуже, чем подбросил лягушку в постель и налил масло инжира в суп.
— Она действительно так сделала? — спросила я.
Улыбка Патрика Фэйрбротера была кривой и совершенно очаровательной. — Масло инжира, да. Я не могу доказать лягушку. Это могло произойти само по себе. В конце концов, это был Египет.
Я ухмыльнулась в ответ.
Сэр Лестер издал что-то ругательное. — Послушайте нас, заняты исключительно собой! Вас не интересуют наши маленькие семейные драмы. Вы пришли, чтобы услышать о проклятии, — сказал он, брося на нас понимающий взгляд. Он поднял руку. — Я не виню вас. Это история десятилетия, возможно, века! Где бы вы хотели начать?
Он посмотрел на Стокера, потом на меня, и я мило улыбнулась. — С исчезновения Джона де Моргана.