Смит сразу бросился к большому квадратному конверту, лежавшему рядом с пресс-папье. Сэр Криктон даже не потрудился открыть его, но мой друг открыл и обнаружил… чистый лист бумаги!
— Понюхай! — сказал он тоном приказа, передавая мне письмо. Я поднес его к носу. В ноздри мне ударил едкий аромат.
— Что это? — спросил я.
— Это довольно редкие эфирные масла, — ответил он, — которые я встречал и раньше, но никогда — в Европе. Я начинаю понимать, Петри.
Он наклонил абажур и внимательно осмотрел обрывки бумаги, спички и другой мусор, лежавший за каминной решеткой и на камине. Я рассматривал с любопытством медную вазу, которую снял с камина, когда он повернулся, глядя на меня с каким-то странным выражением.
— Поставь назад, старина, — сказал он тихо.
Удивленный, я тем не менее выполнил его приказ.
— Не трогай ничего в этой комнате. Это может быть опасно.
В тоне его голоса было нечто, от чего у меня похолодело внутри. Я поспешно поставил вазу на место и встал у двери кабинета, наблюдая, как он методично, дюйм за дюймом, просматривал все: книги, орнаменты, ящики стола, буфета, полки.
— Ну, хватит, — сказал он наконец. — Здесь ничего нет, и у меня нет времени искать дальше.
Мы вернулись в библиотеку.
— Инспектор Веймаут, — сказал мой друг, — у меня есть особые причины просить, чтобы тело сэра Криктона было немедленно вынесено из этой комнаты, а библиотека заперта. Никого не впускайте ни под каким предлогом, пока я не дам знать.
Насколько велики были таинственные полномочия моего друга, можно было судить по тому, как сотрудник Скотланд-Ярда без возражений принял его приказы. После короткого разговора с мистером Бэрбойном Смит быстро сошел вниз. В холле ждал какой-то человек, похожий на лакея без ливреи.
— Вы Уиллс? — спросил Смит.
— Да, сэр.
— Это вы слышали что-то вроде крика сзади дома примерно в то время, когда с сэром Криктоном произошло несчастье?
— Да, сэр. Я запирал дверь гаража и, случайно взглянув на окно кабинета, увидел, как он вскочил со своего кресла. Там, где он обычно сидел, когда писал, сэр, можно было видеть его тень на занавеске. В следующее мгновение я услышал какой-то зов из переулка.
— Что за зов?
Лакей, явно напуганный жуткими событиями, не сразу мог подыскать подходящее слово.
— Что-то вроде вопля, сэр, — наконец сказал он. — Я никогда ничего подобного не слышал и не хочу слышать опять.
— Вот такой? — спросил Смит, издав низкий вопящий крик, который невозможно описать.
Уиллса пробрала дрожь. Звук был действительно жуткий.
— По-моему, именно такой, сэр, — сказал он, — но намного громче.
— Ну, достаточно, — сказал Смит, и мне показалось, что в его голосе появились торжествующие нотки. — Но не уходите! Отведите нас за дом.
Уиллс поклонился и пошел вперед, и вскоре мы оказались в маленьком мощеном дворике. Была чудесная летняя ночь, и глубокая синь небесного свода украсилась мириадами точек — звезд, похожих на драгоценные камни. Казалось невозможным совместить этот безбрежный вечный покой с гнусными страстями и дьявольскими силами, которые этой ночью отправили чью-то душу в бесконечность.
— Вон там, наверху, окна кабинета, сэр. За той стеной слева от вас — переулок, откуда раздался крик, а там дальше — Риджент-парк.
— Окна кабинета отсюда видны?
— О да, сэр.
— Кто живет в соседнем доме?
— Генерал-майор Платт-Хьюстон, сэр, но их нет в городе.
— Я полагаю, эта железная лестница соединяет комнаты с помещениями для прислуги?
— Да, сэр.
— Тогда пошлите кого-нибудь сообщить экономке генерал-майора, что я хочу осмотреть лестницу.
Хотя действия моего друга казались совершенно непонятными, я уже перестал чему-либо удивляться. С самого появления Найланда Смита моя жизнь, казалось, превратилась в череду этапов какого-то судорожного кошмара: рассказ моего друга о том, как он получил ранение руки; сцена нашего прибытия к дому сэра Криктона Дейви; рассказ секретаря о том, как умирающий кричал: «Красная рука»; этот вопль в переулке, — все это больше соответствовало бреду, чем здравой реальности. Поэтому, когда побледневший дворецкий представил нас нервной пожилой леди, оказавшейся экономкой соседнего дома, я не удивился, что Смит сказал:
— Погуляй около дома, Петри. Все уже убрались. Становится темно. Смотри в оба и будь осторожен. Я думал, что опередил его, но он пришел сюда раньше меня, и, что еще хуже, возможно, даже знает, что я здесь.
С этими словами он вошел в дом, оставив меня на площади, где я мог все не спеша обдумать и попытаться понять.