Дом в окрестностях Берфорда, называвшийся «Монастырские ключи», оказался самим совершенством; это была помещичья усадьба XVII века, выстроенная из золотистого котсуолдского камня и в плане напоминающая букву «Г». За невысоким домом располагался обнесенный стеной сад, а за ним еще один, так называемый водный парк, с прудом и маленькой речкой; были в усадьбе и конюшня, и теннисный корт.
— Здесь даже есть место для бассейна! — ахнула Энджи, в восторге от увиденного. — Это мне подходит. Поехали. Из дома позвоню агенту и сразу обо всем договоримся.
— А разве не нужно, чтобы и Малыш взглянул?
— Малышу нравится то, что нравится мне, — спокойно, но твердо ответила Энджи.
Пообедать они заехали в пивную, и Энджи спросила, нет ли у них шампанского; Александр возразил, что в пивных его не бывает, однако официант принес откуда-то бутылку немного тепловатого, но хорошего шампанского, и они с Александром выпили ее, закусывая бутербродами с сыром, которые считались в этой пивной обедом, и от души посмеялись над столь противоестественным сочетанием.
У обоих закружилась от выпитого голова, садиться за руль ни одному из них было нельзя; но день был великолепный, и потому они решили немного погулять. Совершенно машинально, не отдавая себе отчета, почему она это делает, Энджи взяла Александра за руку.
— Спасибо за то, что вы со мной поехали. Получилось необыкновенно удачно. Одна я не сумела бы быть такой решительной. И мне кажется, агент принял вас за моего мужа и поэтому не пытался ни приударить за мной, ни пудрить нам мозги.
— Одно то, что он мог так подумать, для меня уже большой комплимент, — заявил Александр, глядя на нее сверху вниз и улыбаясь.
— Почему же?
— Ну, я вам почти в отцы гожусь.
— Ой, не смешите. Разве что в незаконные. В таком случае и Малыш тоже мне годится в отцы.
— В общем-то, да. Но он выглядит моложе меня.
— Да ну, смешно, — возразила Энджи. — Ой, Александр, какой изумительный день получился! Спасибо вам за прекрасный уик-энд. У меня прямо поднялось настроение.
— Могу вам признаться, — сказал он, — я уже и не помню, когда сам получал такое удовольствие. День невинных развлечений и удовольствий. Мне всегда нравилось проводить грань между двумя этими типами наслаждения — невинными и порочными.
— Да, я помню, вы мне когда-то, очень давно, говорили об этом, — подхватила Энджи. — Но на мой взгляд, порочные доставляют как-то больше удовольствия.
— Ну нет, — не согласился он, — ничего подобного. Я предпочитаю невинные.
Мимо них промчался заляпанный грязью «лендровер», набитый людьми в охотничьих костюмах с собаками; охотники хохотали и что-то кричали. Энджи задумчиво посмотрела им вслед.
— Господи, надеюсь, я сумею здесь прижиться. И вписаться в местное общество.
— По-моему, это общество должно быть счастливо вас принять, — улыбнулся Александр. — А если они вас сразу же не полюбят, то будут иметь дело со мной.
— Вы просто прелесть, — объявила Энджи, поднимаясь на цыпочки, чтобы чмокнуть его в щеку. — Просто прелесть.
Он наклонился и поцеловал ее в ответ; на мгновение, но только на мгновение, она почувствовала на своих губах легкое прикосновение его губ; они задержались, словно раздумывая, а потом быстро отстранились. Он посмотрел ей в глаза очень серьезно и очень пристально.
— Так не пойдет, — проговорил он, стараясь, чтобы слова его звучали легко и непринужденно, — совсем не пойдет.
Когда они вернулись, Макс был уже в Хартесте; он сидел в библиотеке, потягивая виски, и поднялся им навстречу, широко, но не совсем доброжелательно улыбаясь.
— Тетя Анджела! Какой сюрприз! Интересно, чем это вы занимались? Бросили бедных малышей в детской, без всякого присмотра, а сами куда-то на целый день скрылись. Эта ваша няня, Анджела, просто персик; чувствуется вкус Малыша, верно?
— Ничего подобного, — высокомерно ответила Энджи. — Малыш ее даже не видел до того, как родились близнецы.
— Ну, вы к нему слишком хорошо относитесь. Или слишком доверяете ему. Или еще что. Как поживаешь, Александр?
— Спасибо, Макс, хорошо. Как Япония?
— Совершенно чуждая и непонятная страна. Честно признаться, мне она совсем не понравилась. Единственно хорошее, что там было, — я попал в какое-то дурацкое шоу.
— Не может быть, Макс! Здорово! — воскликнула Энджи.
— Там это нетрудно. В Токио в шоу берут всех, кто способен держаться на ногах и хоть что-то сказать. Странный город. Ничего понять невозможно. Единственное слово, которое я там выучил, — это «кауйи». Произносится почти как «кау-ии».[39] Если тебе его во время собеседования скажут, значит берут тебя на работу.