- Майор! П-пых... Ну что вы как дитя малое, в самом-то деле?.. П-пых... Я погляжу чуть-чуть, и получите его обратно!
Морунген возражает, источая язвительность, аки весенняя березка прозрачный сок:
- Знаю я это чуть-чуть. Кокнете оптику, и где я потом новый окуляр достану на этих ваших диких просторах? - Продолжая одной рукой цепляться за ремешок, Дитрих приставил другую ко лбу козырьком, передразнивая Свахерею: - Вон ваш Покрышкин даром что известнейший ас, а тоже без приборов летает. Я уже даже не спрашиваю на чем.
Видимо, в майоре до поры до времени дремали таланты мима и лицедея, ибо в его исполнении Свахерея получилась настолько похожей, что маленький полиглот сразу ее признал. И, оставив поле боя за майором - то есть бросив бинокль, Хруммса полез наверх, чтобы убедиться в правильности своей догадки.
- Это не Покрышкин, это другой ас, и, кажется, я его знаю.
Морунген едва-едва успел подхватить многострадальный бинокль:
- Майн Готт! Ну что за отношение к технике... Обратите внимание, - заметил он, обращаясь к экипажу, - на чем прилетел этот летчик. Не удивлюсь, если наши доблестные асы не рискуют докладывать о том, что видят в небе, по тем же самым причинам, что и мы. Могут госпитализировать, не дослушав и до середины.
Сверху донесся радостный голос Хруммсы:
- Я так и думал! Господин Морунген, можете командовать отбой, это прибыло наше подкрепление.
- Иногда, - раздался задумчивый голос Вальтера, - я начинаю бояться, что все это - сплошной бред, очень яркая и сложная галлюцинация, вызванная той самой зеленой вспышкой. Что мы по-прежнему сидим в танке посреди зимнего поля и грезим наяву...
Генрих вздрогнул, представив себе, что сия безрадостная картина может оказаться правдой.
- Если бы... - тоскливо сказал Дитрих. - Но так просто мы, господа, не отделаемся. Увы, нам придется признать, что нас окружает реальность. И эта реальность бредовее любого бреда, который могут выдержать мозги нормального цивилизованного человека...
Договорить ему не пришлось.
Свахерея снизилась до высоты бреющего полета, выхватила из седельной сумки прозрачную колбу с зеленой жидкостью и, проносясь над головами мечущихся в панике Янцитиных воинов, швырнула ее в самую гущу.
- Дышите глубже, вы взволнованы! - выкрикнула она древнее заклинание.
Упавшая колба с легким грохотом взорвалась, и все вокруг заволокло зеленым туманом. Оказавшиеся в этом облаке солдаты принялись надсадно кашлять, хвататься за горло, валясь на землю десятками. Изготавливаемая Свахереей жидкость пахла омерзительнейшим образом и надолго отбивала охоту не только воевать, но и вообще дышать.
Янцита немедленно обратился к своим войскам, но общая сутолока и паника привели к тому, что его речь осталась тайной для всех. Что именно хотел сказать или приказать полководец, мы, к сожалению, не узнаем никогда. Зато доподлинно известно, что провизжал на все поле боя взволнованный кричапильник:
- Вспышка слева! Внимание, газы!
Морунген не на шутку заволновался, вглядываясь в зеленый туман, который медленно оседал на траву:
- Это что, газовая атака? Какое варварство! Химическое оружие запрещено Женевской конвенцией! А потом во всем обвинят немцев... Ганс, доставай противогазы!
Хруммса довольно улыбнулся и кивнул в сторону пролетающей мимо Свахереи:
- О, не переживайте так, герр майор. Здесь все знают, что на такое безобразие только она и способна. ("О! - восхитился Морунген. - Еще одна необычная фрау!") Ее даже многотонные ящеры сторонятся. К тому же у нее имеется специальное разрешение. - Хруммса немного помолчал. - Она его вытребовала на последнем съезде властителей Вольхолла в обмен на проведение ежегодных летных курсов в Шеттской академии воздушного искусства и непринужденной акробатики.
Силясь уловить смысл сказанного переводчиком, Дитрих вспотел и стал нервно промокать платком лицо и шею:
- Ну и страна! Здесь всегда найдется кто-то, для кого закон не писан. Попробовал бы я вытребовать в Германии подобные льготы за то, что испытываю секретную технику.
Хруммса не удержался:
- Ну так это у вас. С вашим Гитлером только законы писать.
Морунген возмутился:
- О фюрере попрошу выражаться с глубоким уважением. И выражения выбирать осторожно.
Маленький полиглот с некоторым сожалением поглядел на взъерошенного майора и примирительно пробормотал:
- Молчу, молчу... Не волнуйтесь только. - Но уже спустя пару минут, заглядевшись на разгром, который учинила бесшабашная Свахерея в стане противника, принялся тихо напевать: - Пусть всегда будет фюрер, пусть всегда будет Мюллер...
Морунген в ужасе уставился на Хруммсу в твердой уверенности, что переводчик свихнулся, не выдержав тягот военного времени. Фиолетовый карлик, уловив этот дикий испуганный взгляд, заявил:
- Ну что вы дуетесь на меня как мышь на крупу? Я не ветеран Третьего рейха - имею право на собственное мнение. Лучше стрельните разок-другой по врагам, чтобы потом не сожалеть об упущенных возможностях. Это ваш последний шанс - они вот-вот пятками засверкают.
Дитрих окончательно вышел из себя:
- Здесь командую я! И мне решать, есть у нас шанс или нет!
- Хорошо, - покладисто улыбнулся Хруммса, словно не замечая гнева своего собеседника. - Но тогда, герр майор, договоримся сразу: когда нас захватят в плен, я ни при чем. Я вообще тут проездом, добираюсь автостопом к маме в Саратов. А то всякий раз, когда мы на кого-нибудь напарываемся, сторонние наблюдатели видят во мне главную фигуру.
Морунген понял, что ничего не понял:
- Какой еще Саратов?
Полиглот проявил чудеса сообразительности:
- А, понимаю, понимаю: конечная станция - хутор Белохатки. Танк следует в один конец.
Дитрих укорил разошедшегося карлика:
- Мы же договаривались: пока не отыщем Белохатки, ни о какой маме и речи быть не может!
Тот похлопал огромными глазищами: что возьмешь с дубоголового тевтонца, решившего во что бы то ни стало исполнить свой патриотический долг.
- Это я к слову, - нечеловечески кротким голосом пояснил он. - Игра слов не более. Просто мне совершенно не улыбается отвечать за тот произвол, который вы тут в конце концов учините. Или который учинят над вами... это уж как фишка ляжет. К тому же никогда не мечтал, чтобы на далекой родине меня посмертно зачислили в фашисты.
Майор осуждающе покачал головой:
- Знакомая позиция. Как это у вас говорят? Моя хата с краю, ничего не знаю?
Хруммса огрызнулся:
- Вовсе нет. У нас говорят: "Сколько немца ни корми, а он все под Смоленск лезет".
Злополучный Смоленск вызвал у обозленного Дитриха самые неожиданные ассоциации. Несчастный полиглот, сам того не подозревая, затронул одну из тончайших струнок майоровой души. О Смоленске фон Морунген вспоминал совсем недавно - и думы эти были несладкими.
- Сколько можно говорить, что Смоленск мне не нужен? - взвыл он. И тут же усомнился в правильности выбранной формулировки. Успела мелькнуть мысль, что в идеологическом отделе за такую формулировку по голове наверняка не погладят. Точнее, нужен, но не сейчас. А сейчас нужны эти, как их, Белые Хатки, понятно?!
Хруммса заговорщически ухмыльнулся:
- Майор, вы хотите стать оберстом?
Морунген несколько растерялся от неожиданного поворота:
- Вообще-то да. Однако почему этот вопрос встал именно сейчас? Что вы имеете в виду?
Карлик поскреб маленькой ручкой в затылке.
- Может, нам стоит заключить балямбулесный кампетюк?
- Что заключить? -испуганно переспросил майор.
Хруммса давно решил для себя отвечать только на некоторые вопросы изумленного немца, а в остальное время вести себя так, словно он изрекает традиционные, прописные истины.
- Это что-то вроде компромисса на военный манер. Или давайте просто сделаем ноги.
Долгое общение с русскими убедило Дитриха фон Морунгена в том, что непереводимых идиоматических выражений в их языке почти столько же, сколько в наречии какой-то из лапландских народностей, где только для обозначения снега существует около двух сотен названий.