Он взялся за голову и обратился к Перукарникову, который сидел с вытаращенными глазами, постигая потихоньку смысл происходящего:
– Чуть не видправыв свого командыра на Мисяць. У мене аж у пьятах похололо, а ему – «Було бы гуркоту…» Дурный, як сто пудив дыму!
Спустив пар, Салонюк уже спокойнее продолжил:
– Ну що, Сидорчук, ты на мене очи таращиш, наче злодий на ярмарку! Бачишь, фриц увесь билый из свого танка выглядае? Це тоби не Александр Македонський! Ще раз таке кино побачить, повыганяе у сих до лису. Давай, сидай на свое мисце, докы вин не очухався.
И Тарас расцвел нежнейшей улыбкой, адресованной бледному и перепуганному Морунгену:
– Не пужайтесь, господын фриц, вин бильше такого не зробыть. Не нервуйте, це вредно… як вас там вирно зовуть? Господын Mop… Hyp… Гер, – и тихо добавил себе под нос: – Во призвище, черта лысого выговоришь.
В замке Оттобальта творилось нечто несусветное.
– Требую воссоединить меня с невестой! – рычал король на перепуганного мага. – Ты куда ее дел?
– Это не я. Это штурляндик!
– При чем тут штурляндик? – гневался его величество. – Требую воссоединения и долгой и счастливой жизни.
– Это зависит не только от меня, – слабо отбивался Мулкеба.
– Четвертую! – шумел Оттобальт.
– Бальтик, – встряла тетя. – Сам Душара высказался против твоего непродуманного и поспешного решения. Видишь, невесту куда-то утащило.
Король повернулся к тете и окинул ее таким взглядом, что она попятилась.
– Или ты сейчас же поставишь своих рыцарей под копье и они пойдут искать свою королеву, или отправишься на антихрапное ложе, – раздельно произнес он. – Вот!
– Бальтик…
– Р-ррр, – раздалось в ответ, и тетя благоразумно ретировалась.
– Ваше величество, – прошептал чародей, бледнея от ужаса, – разрешите сказать… Не велите казнить, как говорится, а велите слово молвить.
– Кстати, насчет казни, – задумался король. – Четвертование – это чересчур просто.
– Тогда вы рискуете не увидеть свою невесту.
– !!!
– Уже, уже, уже, – засуетился Мулкеба. – Только нужно взглянуть в Тухатупу.
Впервые в жизни мага доставили в башню на руках двое дюжих гвардейцев – король не желал медлить ни минуты. Крохотный шумнязя, увидев такое дело, спрятался под ложе и шептал оттуда, подсказывая магу направление поисков.
– Тухатупа должна лежать справа на полке в чулане.
– Не может быть! – вскрикивал Мулкеба.
– Я перед ним шерсть причесываю, – уточнял шумнязя. – Ищи.
– А-а, точно. Никогда бы не подумал. Ну что, ваше величество, давайте думать о невесте.
– И о драконе, – послышался до боли знакомый голос.
Придя в себя, королева Гедвига явилась со взаимовыгодным предложением: она меняла дракона на свое благословение.
Нужно ли говорить, что Оттобальт согласился не задумываясь.
Глядя в Тухатупу, Мулкеба заметно повеселел:
– Итак, ваши величества, вы действительно хотите воссоединиться?
– Да, – сказал король, – с невестой.
– С драконом, – согласилась Гедвига.
– Как пожелаете, – молвил маг.
Маги, они ведь тоже люди и поэтому не могут отказать себе в крохотном удовольствии выполнить волю своих повелителей, так чтобы и их слегка прищучить, и при этом не оказаться виноватым. Он взмахнул своей пышной мантией, просвистел какое-то невнятное заклинание и…
Танк не успел проехать по дороге и десяти километров, как впереди показалась…
– Та самый русский фрау! – завопил Дитрих.
– Тю, Галя! – сказал Салонюк.
– Ну мы даем! – восхитился Перукарников. – Никуда от этой чертовой бабы не денешься.
– Ганс, – тихо произнес в наушниках голос механика-водителя Гасса, – кажется, все начинается с самого начала. Я вижу на дороге эту русскую поселянку, которая уже навлекла на нас однажды кучу неприятностей.
– Сей фрау, – поведал Морунген партизанам, – делайтъ нам плохой услуг. Она нас путайтъ. Она ист партизана?
– Та она ж ведьма, – сказал Сидорчук. – От ней одни неприемности.
– Все неприятности в мире от женщин, – заметил Иван. – Троянская война тоже из-за баб началась.
– И ото грехопадиння, – сообщил Жабодыщенко, крестясь. – Свят, свят, свят.
– Не стал бы я с ней связываться, – посоветовал командиру Генрих. – Нервов не хватит.
– Я бы и рад, – сказал барон. – Однако, Генрих, подумай. Эта женщина может знать дорогу к хутору Белохатки.
Обернувшись на шум двигателя, Галя меланхолически оглядела танк и двинулась дальше, будто ничего необычного не случилось. Она была целиком поглощена личными проблемами, и пятеро знакомых партизан, сидевших на броне не менее знакомого бронированного монстра, не привлекли ее внимания. Ведь среди них не было того единственного, рыжего и голубоглазого…
– Эй, Галя! – окликнул ее Салонюк, свешиваясь с брони. – Ты куды йдеш?
– А куда глаза глядят, – отвечала она печально. – Куда ноги несут. А ты что здесь делаешь?
– Та ось разом з фрицямы Белохатки шукаем, – поведал Тарас. – До речи, ты нам ничем не допоможеш?
Галя Наливайко не спеша шла по дороге, проложенной среди широкого поля, и танк медленно катился рядом, приноравливаясь к ее плавной поступи. Она обращала на него внимания не больше, чем на телегу, что тащится по проселку на ярмарку. Однако танк, или телега, или настырный Салонюк мешали сладким грезам.
Галя мечтала о том, как найдет ее король Оттобальт, как прижмет к своей крепкой груди… И поглядывала на обручальный цупитуйчик, который надел ей на палец ее Отто. Кисонька…
– …дороха на кутор Белохатки? – бубнил над головой прилипучий фриц.
– Та може пидскажешь, де вони стоять? – уточнил Жабодыщенко.
Она не остановилась и не повернула головы. Только величественно махнула рукой и молвила:
– А что ты меня спрашиваешь? Ты вот у своих фрицев и спроси, куда они подевали твои Белохатки!
Морунген ошалело выслушал ответ и пришел к выводу, что эта русская фрау действительно очень странная.
Галя словно услышала эти крамольные мысли. Развернулась и подозрительно поглядела на несчастного немца. Клаус остановил танк безо всякого приказа. Дитрих понял, что нужно оправдываться, иначе действительно им инкриминируют похищение Белохаток и потом не докажешь ничего этим русским. Он бешено жестикулировал и чуть не вывалился из люка:
– Ой, матка-а-а! Не нато делайтъ глюпый больтофня. Вы руски очен лубьить перефаливат насионал проблем на несчасный немеский зольдат! Мы естъ прикодит в Росия и дафатъ опрософание, свопода, несафисимостъ от комунисический опрас жисни.
Галя громко хмыкнула, и бедный барон осекся.
– Да! Видела я вашу свободу! В вагоны на станции погрузите и, туды ее в качель, в свою Херманию гоните, на работу!
– Матка-а, – слабо запротестовал Морунген, – Германья естъ учит все корошо, как нато работайт! Что естъ прекрастный ресультат феликий нация!
Галя не выдержала:
– Ой! Отстань! Замучил со своей нацией.
Майор печально наклонился к партизанам и пожаловался:
– Фот так фсекта, кокта нато работайт, у фас лубьят коворит в немеский лагер – астань, зараса, самучил!
Но ему не довелось развить эту интересную мысль.
Сзади раздались невыносимо знакомые душераздирающие звуки.
Галя обернулась и расцвела, как майская роза.
Остальные приуныли.
Дитрих скомандовал:
– Клаус! Дави на газ! Быстрее! – это свидетельствовало о том, что он потерял голову и плохо оценивал ситуацию, как и случалось всякий раз при встрече с Галей.
А по дороге, по направлению к танку, стремительно неслось несокрушимое уппертальское воинство.
Первым верхом на лучшем жеребце из своих конюшен скакал король Оттобальт, и его рыжая шевелюра, подобно золотому флагу, развевалась на ветру. Следом пришпоривал своего скакуна верный Сереион во главе сотенного отряда. Гвардейцы потрясали копьями, а их бравый командир то и дело взмахивал обнаженным мечом. При этом король крепко прижимал к себе Аларм Зуммер и накручивал его ручку, что и порождало эти душераздирающие звуки.