Раздался выстрел, другой — и корни ожили. Это были спины сотен крокодилов! Вот что происходило дальше:
«Пули вонзались в эту кишащую массу, и каждое попадание влекло за собой фонтан мутной воды, потому что раненое животное начинало яростно бить хвостом. Вакеро — они, как и я, соскочили с коней на землю, — с удивительным бесстрашием, крича и свистя, преследовали убегающих крокодилов. Сгонят их в кучу и бьют длинными палками, заставляя идти к берегу.
Удивительно: ни один из хищников не оборонялся. Эти ленивые, жирные, трусливые твари помышляли только о бегстве. Они словно позабыли, что могут пустить в ход против людей своё грозное оружие — челюсти и хвосты. В воздухе проносились лассо, пойманных зверей добивали дубинками».
За два дня было уничтожено больше тысячи крокодилов!
«И всё равно, — заключает фон Дюнгерн, — истребить их невозможно».
Однако невозможное свершилось…
На реке Гуаяс в Эквадоре крокодилы были некогда подлинным бичом. Я прочёл об этом в дневниках шведа Людвига Сёдерстрёма, которые нашёл в Кито. Генеральный консул Сёдерстрём приехал в Эквадор в 1867 году; по реке Гуаяс он прошёл от портового города Гваякиля до Бабаойо, откуда верхом продолжал путь до столицы. В Гваякиле его встречал некий мистер Уилсон, который сказал шведу, что тот увидит много крокодилов на реке. «Я наивно спросил, — сообщает Сёдерстрём, — что значит много: десять? Он рассмеялся: не десять, а тысячу! Ну и хвастун, подумал я. После завтрака наш речной пароходик отчалил. Я сидел на носу, высматривая крокодилов. За два часа не увидел ни одного. Из-за яркого солнца у меня даже устали глаза. Наконец я приметил на берегу что-то вроде бревна. Я обратил на него внимание мистера Уилсона. Он объяснил, что это не бревно, а большой крокодил. Все пассажиры столпились на носу, всем хотелось посмотреть. Господин пришёл с ружьём („господин“ — английский дипломат, на службе у которого был Сёдерстрём), я тоже был вооружён, но когда мы приблизились, чудовище сползло к воде и нырнуло в реку. Один из пассажиров, который раньше ходил по этой реке, сказал: „Терпение — выше по течению вы увидите их во множестве!“ Через полчаса мы увидели сперва одного, потом по два, по три крокодила, которые или плавали в реке, или спали на илистом берегу. В одном месте лежало сразу одиннадцать-двенадцать животных. Капитан подвёл пароход поближе, так что мы оказались в пятнадцати-шестнадцати локтях от берега. Некоторые крокодилы зашевелились и ушли в воду. Господин прицелился в самого крупного и выстрелил. Пуля поразила зверя в левый бок, крокодил дёрнул хвостом и умер. С носа я увидел крокодила, который проплывал всего в двух локтях от судна. Он поднял голову и выпустил струю воды. Я выстрелил ему между глаз, после чего он утонул. Дальше река сужалась, и здесь мы увидели несомого течением мёртвого крокодила, над которым кружили стервятники. Гниющая туша издавала такое зловоние, что мы все зажали носы. Чем выше по течению, тем больше крокодилов представлялось нашему взгляду. На песчаной отмели мы насчитали девяносто животных. Они грелись на солнце, широко разинув пасть. Мы обстреляли их, когда они бросились в воду. Впрочем, некоторые остались лежать, то ли потому, что очень крепко спали, то ли потому, что испугались. Всего я в тот день насчитал 1050 крокодилов. Поистине поразительное число. Я бы никогда не поверил, если бы не считал сам».
Когда я тридцать лет назад впервые попал в Эквадор, в реке Гуаяс всё ещё было много крокодилов. Речь идёт о настоящем крокодиле, Crocodilus occidentalis, близком родственнике американского острорылого Crocodilus americanus. Мой друг, швейцарский профессор Мартин Фёгели, ежегодно экспортировал тысячи крокодиловых кож.
Раз, когда я был у него в гостях, охотники принесли живого четырёхметрового крокодила и предложили Фёгели его кожу.
— Возьму, — ответил профессор. — Убейте его и снимите кожу.
— Убить? — удивились охотники. — Ну, нет! Мы обдерём его живьём. Крокодилы и без кожи долго живут, а мы хотим принести в деревню свежее мясо.
Профессор чуть с них кожу не содрал за такую жестокость!
Конечно, крокодилов перебили не по всей Южной Америке. В трудно доступных областях, особенно в обширном бассейне Амазонки, несчётное множество этих отвратительных рептилий. В 1952–1953 годах, когда я возглавлял киноэкспедицию в северо-восточную часть Колумбии, мы побывали на болоте Ла Апая по течению реки Путумайо; оно кишело кайманами. С нами был профессиональный охотник на крокодилов, Вильямисар. Однажды ночью он взял нас с собой на охоту…
Со своей лодки охотник направляет луч фонаря на берега, на поверхность воды. При этом глаза кайманов отражают свет, и видны ярко-красные точки. Зверь глядит на свет, будто заворожённый, а охотник тем временем осторожно приближается к нему. И если это такой искусный охотник, как Вильямисар, он может подойти вплотную и вонзить гарпун в каймана.
Невозможно передать словами, какое причудливое, волшебное впечатление Ла Апая производило в ту ночь, когда мы медленно скользили по воде в лодке Вильямисара. Охотник сидел на носу, ловко работая веслом. Бесшумно вёл он утлое судёнышко по узким протокам, между кочками и буреломом. И поминутно кричал, подражая брачному зову каймана: «А’уууууу! А’уууууум! А’уууууум!» При этом он гулко ударял себя в грудь. Время от времени с болота доносился ответ.
Кругом светилось много красных глаз, но они не занимали Вильямисара. Ему нужен был кайман не меньше двух метров. За такого он получит шестнадцать песо, по восьми за метр. Кожу меньших размеров здесь никто у него не возьмёт.
За ночь Вильямисар неплохо заработал. Он убил пять кайманов. Самый крупный был около трёх с половиной метров в длину, самый маленький — ровно два метра. Наш друг был очень доволен. Ещё больше радовались, наверно, стервятники Ла Апаи, которые на следующий день облепили ободранные туши…
Ночная охота на крокодила была для меня не новость, но такого замечательного охотника, как Вильямисар, я видел впервые. Он без промаха поражал крокодилов гарпуном и преспокойно вытаскивал из воды в лодку отчаянно отбивающееся животное. Наш кинорежиссёр Торгни Андерберг был в восторге. «Это надо снять!» — заявил он. И хотя условия были далеко не благоприятными, съёмки состоялись. О том, что получилось, может судить всякий, кто смотрел наш документальный фильм «Анаконда».
Лишь в очень короткий отрезок времени вечером было подходящее освещение, и эти минуты мы использовали на всю катушку. Конечно, кое-что пришлось инсценировать, но актёрами были живые кайманы. Вильямисар поймал их так ловко, что смог доставить в лагерь невредимыми; естественно, он при этом рисковал своей жизнью. Не менее опасной была режиссёрская работа Торгни. Мало-помалу он осмелел и так небрежно обращался с кайманами, что просто чудо, как он не остался без руки или без ноги. Вильямисар, отлично изучивший этих коварных рептилий, облегчённо вздохнул, когда были отсняты последние эпизоды. И заявил, что теперь окончательно убедился в справедливости пословицы «бог дураков любит». Как руководитель экспедиции, я, разумеется, предостерегал Торгни, напоминал ему, что крокодилы настоящие. Но когда он уходил с головой в работу, все советы и предупреждения были ему, что гусю вода.
Рассказывая о питонах, я упомянул, что их можно есть. Это в ещё большей степени относится к крокодилам. В дебрях Южной Америки я, по примеру индейцев, с удовольствием ел крокодилий хвост. Это настоящее лакомство, особенно, если зверь молодой. Впрочем, когда мне в первый раз предложили отведать крокодильего мяса — это было в Эквадоре — я не ощутил особого воодушевления. Дело в том, что полутораметрового крокодила разделали у меня на глазах, и в его желудке мы нашли, помимо двух десятков камней и ракушек, наполовину переваренную ядовитую змею!
Индейцы приготовили не только мясо, но и кишки, которые вкусом и жёсткостью сильно напоминали ластик.
В Южной Америке употребляют в пищу и легуана. Эта ящерица, несмотря на устрашающую внешность, совсем безобидна. Она достигает в длину двух метров. Две трети приходится на хвост; когда некуда бежать, легуан обороняется им и может нанести вам чувствительные удары. Одновременно ящерица раздувает горловой мешок, шипит и щёлкает зубами, и вид у неё становится настолько грозным, что даже самые смелые люди подчас отступают.