«В любом случае, ко мне это не относится. Меня не было меньше недели».
«Я все еще чувствую себя собакой. Малдер говорит: «Иди, приведи Лессинг». Я поеду за Лессингом и отправлюсь в Лакхнау. Ренч прищурился и опрокинул машину, чтобы повернуть. «Гав гав! Здесь я большую часть времени чувствую себя собакой.
С рассвета муссоны опустились над сухой северо-индийской равниной; теперь они превратились в водопад, грохотавший вниз с мстительностью разгневанного бога. Самолет миссис Делакруа высадил Лессинга в аэропорту Палам в Дели, а местный рейс в Лакхнау, как обычно, опаздывал. Лессинг чувствовала себя как выброшенная кожура манго: вялая, прохладно влажная, липкая, вонючая и вся шероховатая. Он мрачно сопротивлялся всему, что мог сделать Ренч.
Ренч рассказал ему об Индоко: не очередном взломе, как опасался Лессинг, а массовой демонстрации снаружи. Там было около сотни «студентов» и еще дюжина неизвестных головорезов, «хулиганов» — термин на хинди, обозначающий кого угодно, от Блудного сына до Аль Капоне, которые, несомненно, были наемными агитаторами, хотя никто не знал, чьими. Растительные чаукидары взглянули на него и убежали, оставив мафии возможность свободно бегать по растению. Indoco теперь придется восстанавливать три склада и заменять часть оборудования, но никто серьезно не пострадал. Малдер был в ярости. Он говорил о том, чтобы пополнить свои силы безопасности десятком иностранных простых людей, но получить для них разрешение из Дели не будет ни быстро, ни легко.
Самым важным для Алана Лессинга было то, что Джамила была в безопасности и ждала его. Он почувствовал большее облегчение, чем хотел признать даже самому себе.
На фумоффе, ведущем от главного шоссе к заводу, было что-то новое: хижина с соломенной крышей и обтянутый тканью шест через дорогу. — Они выставили полицейский пост, — проворчал Ренч. «Для нашей «защиты» от новых инцидентов». Он достал бумаги, сунул их темному, мокрому лицу, которое высунулось в окно водителя, протянул банкноту в десять рупий, посмотрел, как она исчезает в ночи, и поехал дальше.
Джамила, Малдер, Годдард и трое индейцев ждали их на веранде главного дома. Слуги с неуклюжими черными зонтиками бросились к Дчеде, а Лессинг начал попирать тысячелетнюю индийскую традицию, подойдя к Джамиле и обняв ее на публике. Ее теплое, сухое, ароматное пряностями тело было чудесным.
— Ты пахнешь бисаиндом, — сладко прошептала она ему на ухо. Слово на урду означало «вонючий», как сырое мясо.
Малдер прочистил горло. «Познакомьтесь с полковником Шриваставой, индийской армии, которому поручено защищать Индоко, пока не будет проведено расследование. Это младший инспектор Мукерджи из полиции штата Уттар-Прадеш и г-н Субраманиам из уголовного розыска. Господа, мистер Алан Лессинг, начальник службы безопасности завода. Он уехал в командировку».
Лессинг устал. Он едва мог видеть фигуры вокруг себя или чувствовать руки, которые протянулись, чтобы пожать его. Он услышал трепетное сопрано феи-крестной миссис Малдер, щебечущее Джамиле: «Отведи его наверх, в гостевую спальню. Уже слишком поздно возвращаться в свою квартиру. А потом каким-то образом он оказался здесь, в квадратной, побеленной комнатке с вычурными занавесками. Джамила выгнала слуг и сама боролась с капризной сантехникой, чтобы набрать горячую воду для душа. Потом он оказался в постели.
Он проснулся с мыслью, как он ненавидел спать на склоне холма, с головой выше ног. Где, черт возьми, он был? Сирия? Да, к северу от Дамаска, со своими простыми товарищами в овраге под ним и с лучшей израильской бригадой майора Бергера на хребте, где они вели огонь из тех больших новых минометов, которые русские дали иранцам. Там было тяжелое дерьмо. В любую минуту может быть нанесен авиаудар Бергера и…
Почему ему было так холодно и сыро? В Сирии? Он потер глаза костяшками пальцев и был удивлен, когда сцена растворилась и снова слилась в незнакомую спальню. В ней было одно кресло с мягкой подушкой; огромный шкаф для одежды, который Джамила называла «алмари», а британцы, никогда не умевшие произносить ничего иностранного, «альмира»; медленно вращающийся потолочный вентилятор; и электрические провода, прикрепленные к стене. Крошечная безобидная ящерица, которую Джамила называла чипкили, ходила вниз головой по потолку над его головой. Рев иранских минометных залпов превратился в бульканье древнего кондиционера, который Малдер всегда собирался заменить. Из-за этого в комнате было одновременно влажно и чертовски холодно. Он взглянул вниз и понял, почему ему приснилось спать на склоне холма: Годдард сидел в изножье кровати, его тяжеловесный вес мог бы затопить океанский лайнер…