— Надо же. Спасибо за поддержку, мама! — крикнул Шон ей вслед. — Она уже десять лет как с ним развелась, а все еще не отвыкла перед ним пресмыкаться... змея подколодная!
— «Чтобы она могла понять, насколько / Больней, чем быть укушенным змеей...» — продекламировал Уэбстер.
— «Иметь неблагодарного ребенка!» [22] — подхватил Шон. — Я, между прочим, даже знаю, что это из Шекспира. Я вовсе не такой тупой, как вы думаете.
— Шон, мы как раз считаем тебя очень даже умным.
— Ладно, хватит. — Трит встал. — Встретимся еще раз в два часа.
— Я никуда отсюда не пойду, пока с этим делом не разберутся, — запротестовал Шон. — Малкольм Кэри — просто сбрендивший ублюдок
— Тогда почему ты был с ним в тот вечер, когда убили Дэвида Гаррисона? — спросил Уэбстер.
— Дэвида Гаррисона никто не убивал! Он умер от передозировки!
— Шон, позволь, я объясню тебе, чем располагает следствие, — сказал Мартинес. — У нас есть свидетели, которые утверждают, что видели тебя вместе с Малкольмом Кэри в ту самую ночь, когда погиб Дэвид Гаррисон.
Уэбстер назвал дату.
— Сначала вы с ним пошли поиграть на бильярде, — перечислял Том, — потом заглянули к тебе домой и покурили травки, а затем направились в квартиру Дэвида Гаррисона.
— Я никогда, слышите, никогда не был в квартире Дэвида Гаррисона! Если вам это наплел Малкольм, то он врет!
— Ты хочешь сказать, что и в бильярд с ним не играл?
— Да. То есть нет. Я хочу сказать — да, в бильярд я с ним играл, но...
— И травку курил.
— Но...
— Шон, — предостерегающе повысил голос Трит.
— Но я никого не убивал.
— А зачем ты пытался спустить в унитаз фотографии Уэйда Энтони? — спросил Уэбстер.
На лице Шона выступил холодный пот.
— О чем вы говорите?
— Когда мы вас накрыли, — пояснил Уэбстер, — ты спускал в унитаз фотографии Уэйда Энтони.
— А также лист бумаги, на котором был расписан его распорядок дня, — добавил Мартинес.
— Я не соображал, что делаю, — ответил Шон. — Я просто до смерти испугался.
— А зачем тебе вообще были нужны фотографии Уэйда Энтони? — поинтересовался Мартинес. — Ты что, решил основать клуб поклонников его теннисного таланта?
— Так, разговор окончен, — твердо сказал Трит.
— Да при чем тут вообще Уэйд Энтони? — недоуменно спросил Шон.
— Мой клиент — несовершеннолетний, — заметил адвокат, — так что даже не пытайтесь применять к нему эти ваши приемчики.
— Эдгар, вашего клиента ознакомили с его правами, — возразила заместитель окружного прокурора.
— Он несовершеннолетний...
— Ему семнадцать, думаю, он уже достаточно взрослый для того, чтобы все правильно понять.
— Уэйд Энтони... — Шон вдруг резко побледнел — О, господи!
— В чем дело? — осведомился Мартинес.
— Пойдем отсюда, Шон, — настаивал Трит.
— Этот говнюк меня подставил! — выкрикнул Шон. — Опять подставил.
— Какого именно говнюка ты имеешь в виду? — спросил Уэбстер.
— Какой же я был болван! — Шон закрыл лицо руками.
— Кто тебя подставил?— повторил вопрос Тома Мартинес.
— Малкольм Кэри! Теперь мне понятно, почему он попросил меня... Он хотел меня подставить. Как и в прошлый раз. О, боже, какой же я идиот!
— Если ты намерен говорить, сначала я должен решить вопрос о твоем иммунитете, — снова вмешался Трит.
— Смотря о ком пойдет речь. — Кэтрин была непреклонна.
— О ком ты собираешься говорить, Шон? — спросил Мартинес.
— Не отвечай ему! — приказал адвокат. — Хорошо, я позволю моему клиенту дать показания, но при одном условии: все, что он скажет, нельзя будет использовать в суде. Если, конечно, мы не заключим сделку.
— Нет, так не пойдет.
— Значит, вы собираетесь идти в суд с Малкольмом Кэри в качестве главного свидетеля? Ну что ж, успехов, — ехидно заметил Эдгар Рэй Трит.
— Может, мы хотя бы выслушаем Шона? — предложил Мартинес.
— Просто выслушивать его — бессмысленно, — возразила Кэтрин Виллард. — Если мы не заключим сделку, все, что он скажет, нельзя будет использовать в качестве свидетельских показаний.
— Но мы ничего и не потеряем, — продолжал гнуть свое Мартинес. — Придется в суде опираться на показания Кэри — только и всего.
— Ваши слова о сделке были весьма разумны, Кейт, — снова напомнил о себе Трит.
— Кэтрин!
— Ну так как, может, договоримся? — нажимал адвокат.
Кэтрин Виллард сделала руками неопределенный жест.
— Будем считать, что это знак согласия, — резюмировал Трит.
— А теперь расскажи нам про Дэвида Гаррисона, Шон, — попросил Уэбстер.
— Я ничего не знаю про Дэвида Гаррисона. Об этом-то я вам и толкую.
— Он ведь был братом твоей подружки, верно?
Шон ничего не ответил, но лицо его стало пунцовым.
— Мы имеем в виду Жанин Гаррисон, — уточнил на всякий случай Мартинес. — Только не считай нас дураками и не говори, что ты ее не знаешь.
— Конечно, я ее знаю — она мой партнер по теннису.
— Шон, ты же всем в колледже трепал, что у тебя с ней роман, — напомнил Уэбстер.
— Мы с Жанин просто друзья.
— Насколько нам известно, своим товарищам ты преподносил ваши отношения совсем по-другому.
Шон снова вспотел.
— Слухи про нас пошли, что правда то правда. Ну, может, я им немножко подыграл — признаю. Но это вовсе не означает...
— Послушай меня, Шон, — прервал его Мартинес. — Тебе семнадцать лет, а ей двадцать восемь. Если вы оба были замешаны в каком-то грязном деле, то угадай, кто из вас двоих заплатит за это по полной программе?
— У нас с ней вообще не было никаких дел, а тем более грязных!
С лица Шона продолжал градом катиться пот.
— И ты думаешь, мы тебе поверим? — с усмешкой спросил Уэбстер.
— А с какой стати мне врать?
— Я готов биться об заклад, что, покрывая ее, ты считаешь, что проявляешь благородство. Однако в данном случае это не благородство, а глупость. Я бы на твоем месте побеспокоился о том, как свою шкуру спасти.
— Он вовсе не глуп, — возразил Уэбстеру Мартинес. — Просто он ее любит. — Детектив заглянул Шону Амосу в лицо. — Ведь все дело в этом, не так ли? Ты ведь ее любишь, верно?
Наступила долгая пауза. Шон провел рукой по глазам и наконец тихо, почти шепотом проговорил:
— Вы не понимаете. Этот... Дэвид Гаррисон... Он ее все время доставал.
— Кого — ее? — уточнил Мартинес. — Жанин Гаррисон?
Шон кивнул.
— И каким же образом он ее доставал?
— Постоянно требовал денег. Этот тип был наркоманом. Кучу бабок тратил на ширево, которое закачивал себе в вены. А Жанин... она вообще-то поддерживала его материально. Но всему есть предел. А я — что я? Я просто хотел ей помочь.
— Жанин, видимо, была очень расстроена, — сочувствующим тоном предположил Мартинес. — Ты, наверное, просто не смог ей отказать.
— Отказать? — не понял Шон.
— Ну да, когда она попросила ей помочь.
— Она никогда не просила у меня помощи, — возмутился Шон. — Она вообще никогда ничего у меня не просила.
Уэбстер и Мартинес переглянулись.
— Шон, тебе нет никакого смысла ее выгораживать, — сказал Уэбстер.
— Я никого не выгораживаю. Это я во всем виноват. Вернее, во всем виноват Мэл. Это он...
— Шон, в данном случае опасность грозит тебе, — сказал Мартинес. — Именно тебе светит длительный тюремный срок, а может, и кое-что похуже.
— Но я...
— Не будь идиотом, Шон. Неужели ты позволишь, чтобы Жанин все это сошло с рук?
— Но ведь она ничего такого не сделала.
— Послушай меня, Шон, — напирал Мартинес — Твоя подружка водила тебя за нос. Она одновременно встречалась и с тобой, и с Уэйдом Энтони.
— Нет!
— А ты ради этой женщины готов спустить свою жизнь в сортир, проведя ее за тюремной решеткой.
— Это будет просто несправедливо, — заметил Уэбстер. — Жанин — взрослый человек, а ты — несовершеннолетний. Главная ответственность лежит на ней.
— Нет.
— Шон, она тебя подставила!
— Нет! — Шон Амос с ожесточением замотал головой. — Нет, она мне ничего плохого не делала, она старалась помочь мне.
22
У. Шекспир. Король Лир. Акт I, сцена IV. Перевод Б. Пастернака. В оригинале последние две строки звучат как: «How sharper than a serpent's tooth it is / To have a thankless child!». Отсюда и название романа Фэй Келлерман «Serpent's Tooth» — «Змеиный зуб».