— Э… профессор… — не выдержала наконец Ильмера. — Вы уверены, что это реально работающий ритуал? Я вспоминаю себя, какой была до встречи с Ваней, примеряю на себя и… никакого отклика!
— Да, профессор! И я тоже! А на каком это языке? — добавила Рысь.
Мистер Беркли с сомнением пожал плечами:
— Язык очень древний, даже неизвестно какой, а взял я это из надёжного источника XVII века. Хотя, конечно, сам не пробовал, я такими вещами не увлекаюсь.
Тут Бран, который уже какое-то время что-то про себя проговаривал, произнёс:
— Извините, профессор… — он подошёл к доске, поправил в катрене несколько букв и добавил диакритические знаки. — Вот теперь это похоже на валийский…
И он прочитал заклинание, которое зазвучало гораздо более гармонично.
— Но это не валийский и я не понимаю, что здесь написано. Что-то связанное с любовью…
Тут вылез Брюс. Он тоже поправил несколько символов, прочитал по своему и тоже покачал головой:
— На гэльский похоже, но не гэльский. Но это точно что-то из кельтских языков!
— Давайте позовём леди Моргану! — предложила Рысь. — Она кельтские языки лучше всех знает!
Сказано — сделано! И уже минут через десять Моргана внимательно вчитывалась в написанные на доске строфы. Она что-то задумчиво проговаривала про себя и вдруг воскликнула:
— Ну надо же!
Рассмеявшись, она стёрла всё и тут же переписала строфы по новому, после чего обернулась к студентам:
— Это удивительно, дамы и господа! Это язык пиктов, отрывок, пожалуй, самый эмоциональный, из популярный во времена царствования моего братца лирической песни. Бродячий менестрель встречает лесную деву, они полюбили друг друга, но менестрель вынужден уехать. Через некоторое время он возвращается туда, где они впервые встретились, и зовёт свою возлюбленную.
— И они встретились? — чуть не шёпотом спросила одна из девушек.
— Да! — радостно откликнулась Моргана. — И в жизни тоже. Эта история произошла на самом деле, когда мне было лет семь. Мерлин дал лесной деве имя, чтобы больше не терялась, и они с менестрелем отправились странствовать вместе. А песню тогда пели по всей Британии.
И она продекламировала эти стихи, сначала по-пиктски, потом на валийском, а под конец и на английском.
— Ну! Если бы Ваня меня так позвал, я бы сама к нему прибежала! Даже тогда, когда у меня ещё имени не было! — выдохнула Ильмера. — Но только к нему! Остальным — облом!
— Да на такие стихи любая откликнется! — мечтательно выдохнула Мери Финтч.
Профессор задумчиво почесал затылок:
— Да! Удивительно порой получается!
— Но ритуал действенный, — подвёл итог Ваня. — Только условия очень уж узкие и пентаграмма подчинения не нужна.
А сам подумал, что вот он-то ни разу не порадовал своих невест посвящёнными им стихами. А ведь волхв! Должен словом своим возвышать и разрушать! Не зря же Велес дал ему задание освоить гусли! Вот что он будет петь под гусли? Чужие песни? Но хороший волхв, как и хороший шаман, должен петь свои песни!
Так спокойно катился октябрь и настали наконец его последние дни. На завтра предстоял Хэллоуин, всенощное гулянье и два внеплановых выходных — 31 октября и 1 ноября. Казалось бы, колдунам правильнее славить Самайн, но Самайн — повод для серьёзной магической работы, а Хэллоуин — повод хорошо повеселиться. Вот чтобы повеселиться, все собирались как следует отоспаться.
…Словно какой-то шорох проникал в сознание. Шорох, которого быть не должно. Света пыталась проснуться, но получалось с трудом. Сон, содержание которого она и не помнила, затягивал, хотелось вернуться и досмотреть…
Крик Рыси: «Огненный змей!» окончательно пробудил юную воховицу. На полу, перед кроватью Линдси, вертелась и выделывала коленца лента, словно состоящая из ярко горящих угольков и дыма, а сама Лили поднималась с кровати словно в сомнамбуле, на её лице было написано обожание и вожделение.
Ярость затопила Свету и она обрушила на врага Тьму, проваливаясь во Тьму сама. Враг на полу замер, сжался, попытался уползти, но когтистая чешуйчатая лапа схватила его. Лили замерла. Обожание на её лице сменилось удивлением, а потом и ужасом. Она подняла глаза на Свету и ужас на её лице стал просто неописуемым. Она шлёпнулась на кровать и попыталась уползти в стену. А Света продолжала всё дальше и дальше падать во Тьму.
Она потянулась к огненному змею, намереваясь его добить, но какая-то ладонь легла ей на запястье.
— Нет! Он нужен нам живым!
Живым? Зачем? Света повернула голову, чтобы понять, кто говорит. А! Гадюка. Ну и что ей надо? Как она вообще смеет поучать?