Не всякое дерево, говорил Пифагор, подойдет для того, чтобы вырезать из него Меркурия; точно так же не всякое место пригодно для того, чтобы воскрешать на нем еженедельные сборища [280]колдунов и злобных духов, названные шабашами.
Есть места, где природа-мать словно бы улыбается своим детям и на немом языке вещей говорит им о надежде и счастье. И есть также бесплодные и опустошенные местности, внушающие человеческому сердцу лишь разочарование, ужас и безумие…
Любители «охотиться» за маргаритками часто встречают на поросших травой холмах кругообразные полосы темноватой зелени, где более густая растительность наполовину выше. Очень часто в форме полукруга, а порой развернутые полной окружностью, эти полосы различаются по диаметру и ширине: кажется, словно они нарисованы с помощью циркуля, и осенью на них багровеет «царский венец» мухоморов и прочие «криптограммы» ярких расцветок.
Старинное предание гласит, что там, при свете луны, водили хоровод Феи…
И поскольку Феи — невинные, игривые божества Натуры — всегда ходят с волшебной палочкой в руке и доброжелательной улыбкой на устах, их безудержная радость изливается вокруг них чудесными дарами, и под их легкими шажками обильно растет трава, а ночь озаряется фосфоресцирующими отблесками их серебристого полета… Они — сама жизнь, воплощенная в великолепии женских форм; они — Любовь, оплодотворяющая всё лучом своего нежного взора!
…Но не встречал ли ты рядом с бесславными развалинами, где бродят злые духи, вокруг заброшенных кладбищ или на откосах обваливающихся утесов, неровные дорожки, где никогда не растет трава, словно бы какое-то нечистое дуновение пронеслось над полем и сделало его бесплодным?
Иди вперед: ледяное дыхание пробежало по твоим волосам… Двигайся вдоль этого густого кустарника зловещего вида; безошибочный инстинкт поведет тебя с помощью дрожи… Оставь слева от себя пруд колдунов, это углубление с застоявшейся водой, которое скрывают ветви ивы с поблекшей листвой. Бесхитростные народные предания запрещают тебе приближаться к нему: эти болота, затененные тусклыми и очень низкими кустами — «отдушины» преисподней! Ах, феи! Добрые феи! Вы здесь не живете: но где же вы?
Ты ничего не почувствовал? Фантом схватил тебя за руку; это он ведет тебя, и ты молча подчиняешься его пожатию… Вы поднимаетесь по крутому склону, где рыжие кусты похожи на призраков, сидящих на корточках в сумеречной мгле.
Вам еще нужно пересечь складку местности; но вот ты и на гребне холма: тропинка ведет к пустынной песчаной равнине; трава очень редкая и местами пожелтевшая…
Перед тобой возвышается дикарское сооружение… Подойди ближе — это дольмен: ты видишь гигантский камень, на котором сакральный нож друидов обагрялся кровью предписанной жертвы, принесенной в честь Тора и Гевтада.
Внезапно наступила ночь.
Но вот зловещий и кровавый отблеск озаряет древний алтарь кельтского Молоха. Похоже на кровь, и, возможно, это она и есть!
Полноте! Ярко-красная луна поднялась вдалеке над горизонтом лесов; сцену заливает странный свет; воздух тяжелый, зловонный и затхлый…
Теперь, когда огромная, медленно восходящая луна хорошо освещает равнину, ясно обрисовывая предметы, которые вначале виднелись неотчетливо… скажи мне, тропинка ли — эта круговая полоса, опоясывающая дольмен?
Это не тропинка. Трава там подстрижена и словно бы вытравлена едкими испарениями на уровне почвы. Это — полная противоположность круга фей.
Плодородие и жизнь исчезли.
Еще несколько минут, и смерть изрыгнет всех призраков своего царства [282]: это неясные ларвы, которые колеблются и с трудом уплотняются; летающие жабы, крокодилы с горящими и внезапно меняющимися глазами; драконы с пастью гиппопотама и крыльями летучей мыши; огромные кошки с мягкими и переменчивыми лапами, похожими на щупальца осьминога… Вот спускаются совершенно нагие женщины, вопящие, свирепые и всклокоченные, гарцуя на метле, которая то брыкается, то артачится…
Мы на Шабаше!
………………………………………………………………………………………………………….
Ведьма читает заклинания, присев на корточки у подножия дольмена: пучок прутиков загорелся в ее правой руке; она окунает два пальца левой руки в керамический кувшин у себя между коленями. «Ай Сарай! — восклицает она — Ай Сарай!..» [283]Со дна кувшина поднимается свет, и оттуда выскакивает маленький зверек, легкий и прыткий, величиной с белку: это Мастер Леонард.
Ведьма встает в знак уважения. За одну секунду Леонард вырастает на два метра; теперь это отвратительный козел с витыми рогами. Туманное свечение, которое испускает всё его тело, подобно тусклой атмосфере, расходится спиралями и чрезвычайно смердит.
Множество блуждающих огоньков порхает то тут, то там по равнине. Вдруг один из них устремляется вперед и, потрескивая, внезапно опускается между рогами Дьявола.
Ведь этот Мастер Леонард — Дьявол!..
С четырех сторон горизонта бегут и с четырех сторон воздуха обрушиваются вперемешку колдуны, ведьмы и демоны. Небо исполосовано летящими духами, и под горящим взором Гекаты синеватый воздух постепенно темнеет, а земля заволакивается движущимися, пересекающимися тенями.
— Хар! Хар! Шабат!.. — вопят вновь прибывшие, толпясь вокруг Мастера, который с вежливой предупредительностью предлагает каждому из них по очереди поцеловать свой зад. Но вместо тощих ягодиц козла перед нами предстает юное лицо дивной красоты — и все участники принимают ласковый поцелуй его свежих и живых губ.
Костры из вереска и кипариса загораются по всей равнине: они пылают и сверкают множеством цветов. Неторопливые мелодии, словно бы издаваемые невидимой губной гармоникой, роняют свои переливистые ноты плавного звучания и невыразимой чистоты…
Они составляют странный контраст с завываниями завсегдатаев.
Но вот Мастер Леонард, приняв знаки уважения от своих преданных слуг, напускает на себя скучающий вид; он презрительно поднимается на высокую позолоченную кафедру, которой друидический алтарь служит подножием: он возвышается над всем сборищем.
Впереди стоит Церемониймейстер с командирской палочкой в руке. Тогда-то начинается поименная перекличка и проверка меток или стигматов.
И вот с севера, подобно урагану, прибегает черный баран с налитыми кровью глазами. Он блеет, пытаясь успокоить ту, кого он везет на себе: прекрасную обнаженную девушку [284], сидящую на его мягком руне. Она жестоко терзается и рыдает… Это долгожданная жертва, Королева Шабаша.
Участники толпятся вокруг нее, проявляя все признаки почтительного нетерпения. Она слезает с барана и под шумные приветственные возгласы скрывает свой стыд за длинными спутанными волосами.
Церемониймейстер торжественно поднимает свою золотую палочку; Дьявол встает и приветствует юную девушку; наконец, он спускается с кафедры: Черпая мессаначинается.
Смиренные сатиры вырыли с левой стороны яму в земле: Леонард важно направляется к ней, чтобы помочиться первым. Руководители сборища следуют его примеру. Это — чистительная вода для окропления, которая используется для крещения вновь прибывшей. Затем ведьмы, окунув во влагу два пальца левой руки, благоговейно крестятся в обратную сторону.
И вот процессия вновь приходит в движение. К алтарю Тевтада подводят девственницу, которую должен посвятить Козел; она проходит там одно за другим все таинства преисподней.
После этого ее натирают мазью из шпанских мушек и дурмана: приятное опьянение постепенно охватывает ее несчастное тело, еще не знакомое с судорогами, и вот она уже безумно извивается, еще целомудренная, но уже в плену автоматически возникшего желания.
282
Наши сведения почерпнуты у великого множества авторов. Указание авторства по каждому поводу было бы слишком утомительным и невыносимым… каждую строчку пришлось бы снабжать сносками.
Обратитесь, прежде всего, к Boouet, Discours execrable des Sorciers. Lyon, 1610, in-8; Nicolas Remigius, Demonolatria. Lugduni, 1595, in-4; Bodin, Demonomanie. Paris, 1580, in-4; Le Loyer, Histoire des spectres. Paris, 1605, in-4; Jacques d’Autun, La Credidite scauante. Lyon, 1674, in4־; Del Rio (traduit par Du Chesne), Controuerses magiques. Paris, 1611, petit in-8; Binsfeldius, De confessionibus maleficorum, August. Trev…, 1591, in-8; Taillefied, Apparition des Esprits. Paris, 1588, petit in-12; Dom Calmet, Esprits et Vampires. Paris, 1751, 2 vol. in-12; Garinet, Histoire de la Magie. Paris, 1818, in-8; Michelet, La Sorciere. Paris, 1862, in-12; Paul Adam, Eire. Paris, 1888, in-12.
284
«Все те, кому присваивали титул Королевы, отличались от других какой-то особенной красотой» (Pierre de Lancre,