Перед Входной молитвойСатана приказывает, чтобы увели детей, слишком юных для участия в великой мистерии — великом святотатстве всеобщего любовного причащения. Они спускаются к прудам Дьяволас прутиками в руках, чтобы пасти там стадо бесчисленных жаб, крещенных и одетых в зеленый бархат или алый шелк, с колокольчиками на шеях.
Между ними и Великим сборищем духи Аэраткут густое облако, и Леонард переходит к Коронованиювновь прибывшей.
Поваленная на алтарь, напуганная и запыхавшаяся, она принимает страстный поцелуй божества. Страшный разрыв, ожог от раскаленного железного кола, а затем тотчас же — ужас обильного, ледяного разлива… [285]
Но будем краткими! Все демонологи увлекаются слишком добросовестными деталями [286], которые мы не собираемся воспроизводить.
Разнузданный хоровод, извивающийся вокруг этой четы с криками бешеной радости, смешивает, нивелирует пол и социальное положение. Цепочка размыкается лишь для внебрачных, кровосмесительных и содомитских утех, рассыпаясь по равнине при свете луны… Наибольшим почтением пользуется инцест, ведь благодаря ему Шабаш становится вечным «рассадником» Сатаны: «Никогда не было ни одного отъявленного колдуна или чародея, которого не породили бы отец с дочерью или мать с сыном» [287].
Тем временем на самом теле новоиспеченной жрицы — этом трепещущем алтаре — Смрадный козел [288]совершает священнодействие: он приносит зерно в жертву Духу Земли, обеспечивающему урожай, и выпускает маленьких пташек, которые, пересекая ночное небо, доставляют просьбы участников демону Свободы.
Затем на окровавленной спине жрицы замешивают, пекут и освящают символический пирог: это — Confarreatio, гостия нечестивой любви, приношение вселенского зла, инфернальное причастие, которое раздают всему собранию…
Настал час братского пиршества, и малолетние пастушки приводят с пастбища стадо жаб, доверенное их бдительным заботам.
Старые фурии, для которых любовь — лишь бесполезное воспоминание, приготовили различную падаль и зажарили вместе с волшебными травами младенцев, умерших до крещения.
По кубкам разливается мед: участники пируют и напиваются вкруговую. Чудовища-гермафродиты, чертенята под разнообразными масками подают адские пирожки на столы, где крестьянин братается с Сеньором и Прелатом и где самые надменные дамы соседствуют с мужланами и мужланками. К чему кастелянам презирать вилланов?.. Дворяне и простолюдины — все вперемешку, не смешало ли великое слепое Сладострастие их кровь и их слюну?..
Большое свинцовое облако поглотило луну. Лишь пламенеющие костры освещают равнину.
И тогда дважды слышится жуткий и невнятный голос, хриплый и озябший: «Отомстите или умрете!»И тотчас же, подняв мохнатый хвост, которым он прикрывал свой самодовольный срам [289], Леонард роняет под себя одно за другим черноватые зерна… а затем зловонные порошки. Большие куски полотна развернули, согласно обряду, чтобы собрать этот помет, имеющий различную ценность; это яды, эликсиры и зелья, которые вызывают любовь, безумие, смерть, а также таинственные исцеления… Некоторые из них делают бесплодными поля, а другие заражают воздух и вызывают эпидемии. Их раздают всем подряд.
Наконец, осмелев и лихорадочно возбудившись, поднимается Королева Шабаша с разметавшими волосами и раскатистым голосом, грозя небу кулаком вопиет. «Гром Божий, — кричит торжествующая жертва, — Гром Божий разрази меня, если посмеешь!..»Затем она бросается на одну из жаб и яростно разрывает ее своими зубами: «Ах, Филипп! Попадись ты только мне!..»
Тем временем горизонт бледнеет в первых лучах зари. Внезапно Козел превращается в гнусного, совершенно черного петуха с огненным гребешком — и слышится грозное кукареку.
Участники сборища поспешно разбегаются, и всё исчезает…
Не следует полагать, что в это краткое описание можно было вместить все те нелепости и, в особенности, все те мерзости, которыми изобилуют сочинения Боденов, Ланкров, Дельрио, Боге, Шпренгеров, Михаэлисов и прочих демонологов.
Не говоря уже о нескончаемой главе о сладострастных утехах — сокращенной нами до нескольких, облагороженных, к тому же, строк, — мы ничего не сказали о пляске жаб, о жалобах, которые высказывали эти занятные зверушки против ведьмы, слишком заботящейся об их бесценном здоровье, о признании дьяволу в грехах, которые участники забыли совершить, о периодической жатве человеческой плоти под виселицами и о других бесконечных подробностях в столь же «изысканном» вкусе.
Нашей заветной целью было воссоздать эту трагикомедию в ее целостности: само собой разумеется, что, стараясь логически сгруппировать основные сцены, мы не могли примирить мнения всех авторов. Вместо того, чтобы договориться по поводу распорядка церемонии, каждый из них искусно переставляет различные этапы, из которых она состоит. Суть остается у всех неизменной; но что касается некоторых формальных деталей, то было бы трудно добиться полного согласия.
Мы подробно исследуем в книге II, что может быть реальным в этой цепи сказочных фантасмагорий — где каждый увидит, в зависимости от точки зрения, самую чудовищную драму или же самую бурлескную пантомиму.
Для полноты картины расскажем в нескольких строках о том, что народные предания говорят о Вызывании, Договореи перевозке на Шабаш.
Элифас Леви в своем «Ритуале Высшей Магии» [290]добросовестно перечисляет диковинные, отвратительные и смехотворные церемонии, которые требуются в Гоэтии для заклинания Демона [291]. Мы отсылаем к ним исследователей, интересующихся детализацией такого рода. Но абсолютные правила созданы для того, чтобы их нарушать, а настоятельные предписания издаются для того, чтобы их обходить, — и в действительности колдун никогда или почти никогда не пользовался этим аппаратом, для того чтобы заставить Сатану появиться.
Анналы колдовства изобилуют рассказами о вызывании, которое проходило вполне успешно безо всех этих избыточных мизансцен. Мы видим даже, как Дьявол появляется, хотя мы и не собирались к нему обращаться, и восклицает громовым голосом: «Зачем ты меня вызывал?» [292]Чаще всего героем такого приключения становится бедняга-школяр, который — из любопытства — пробегает глазами гримуар, случайно попавший ему в руки… Любопытство и случай — подлинные «кузнецы» несчастья! Дьявол, этот хитрец и, сверх того, неуживчивый малый, расширяет глаза и говорит страшным голосом: он не желает, чтобы его беспокоили по пустякам; он угрожает, рвет и мечет. Одним словом, он требует, чтобы мы связали себя с ним добровольным пактом.
Бедняга, проявивший неосторожность, дрожит как осиновый лист и не знает, как выйти из этого затруднительного положения. Но Сатана, внезапно смягчившись, принимает отеческий тон и делает ему самые соблазнительные предложения. Нет такой редкостной и желанной вещи, которую он не обещал бы ему, при условии, если… Ах, сущая безделица! Ему нужны лишь две строчки обязательства, подписанные этой всё еще дрожащей рукой.
А вот и Договор!Через четыре, десять или тридцать лет демон завладеет телом и душой школяра, обязуясь в течение этого срока служить последнему всеми своими средствами и защищать его со всем своим искусством. Мошна бедняги станет неистощимым кладезем дублонов и пиастров; он будет обольщать с одного взгляда самых недоступных женщин; переноситься в любое место со скоростью мысли; и какими бы ни были его желания, они будут исполняться, как только он выскажет их в своем сердце. Предложение заманчивое; несчастный не в силах перед ним устоять. Он подписывает своей кровью эту долговую расписку в двух экземплярах: один из них уносит с собой Дьявол; что же касается второго, то — о чудо! — когда школяр прикладывает его к следу от булавочного укола на своей руке, он проникает в тело, не расширяя царапину, которая, наоборот, мигом затягивается.
285
Igneam esse diaboli mentulam, frigidum его semen ejus, Sabbathi meretrices une voce confitentur. («Член дьявола был огненным, а его семя — ледяным, в один голос утверждают участницы Шабаша».)
286
Мы приведем лишь одну, по-латыни: «Aliquid turpissimum (quod tamen scribam), astruunt: videlicet daemonem incubum uti membro genitali bifurcato, ut simul utroque vase abutatur».
Эта цитата из Сильвестра Приерилсл говорит о многом: при чтении этой неописуемой мерзости, взятой наугад среди множества других, нетрудно представить себе, какими могут быть остальные.
292
Между нами говоря, я думаю, что если Дьявол появляется, когда его не звали, то он, как правило, отказывается приходить, когда его зовут. В обоих случаях для того, чтобы он побеспокоился, необходимо предопределение.