У Патлатого с Балагуром таких проблем не было — по крайней мере, не было проблем, которые можно решить, размышляя над ними, да и их склонность к раскаянию находилась в пределах нормы. Напротив, они страдали от совершенно нормальной раздражительности и драчливости, причем особо отличались жаждой приключений — точнее, шведским вариантом такой жажды, когда под «приключениями» следует понимать девушек и алкоголь. Оба были в отчаянии. Жажда пожирала их, внутри натянулась струна, которая сказала «дзынь» и все никак не могла перестать звенеть.
Сидя у воды в кафе «Радость», они смотрели, как город мерцает неоновыми вывесками, словно вспышками фейерверка. Друзья изрядно поднабрались, и им казалось, что огни не гаснут, а просто растекаются, словно капли воды на оберточной бумаге, и потом загораются с новой силой. Балагур отодвинул стаканы и положил свою боксерскую лапищу с разбитыми костяшками на середину стола. Пилотка съехала на ухо и повисла, как оказавшийся в неловком положении альпинист. Патлатый свою пилотку положил на колени — он казался потрезвее. В пилотке лежала фляжка с настойкой, которую они прикупили у какого-то ханыги в общественном туалете в Тиволи. Буквально пригубили чистоганом, а остаток вылили в кофе, поэтому теперь содержимое чашек напоминало керосин.
Что за чертовщина, думал Патлатый, глядя на сияющие сквозь кроны деревьев звезды, я выпил-то больше его, почему ж меня не берет, а его — вон как? Потом заметил еще одну звезду, которая была похожа на комету и стремительно приближалась к ним. Патлатый насмешливо приподнял бровь и с легким презрением посмотрел на приятеля. Покачался на стуле, глядя тому в затылок и скептически посматривая на напряженные сухожилия шеи.
Конечно, сейчас начнет хвастать, как пить дать, подумал Патлатый, и Балагур тут же сдвинул с места лежавшую в центре стола руку и согнул указательный палец. Ну, кто тут хочет на пальцах побороться, сказал он заплетающимся языком и с угрожающим добродушием огляделся по сторонам.
Девушки захихикали и зазвенели ложечками по чашкам. Тонкие, изящные пальцы, слегка заостренные, как правильно заточенный карандаш. На одной — той, что досталась Патлатому, — были перчатки в сеточку, будто из белой паутинки. Какого черта, подумал он, и тут его, словно молнией, ударило осознание — под выпивкой его всегда тянуло на мысли о высоком — я ж не в деревне, какая-то свадьба прям! И тогда он бережно, но неуклюже, будто чашку из костяного фарфора, переместил руку себе на колени. Потом снова поднял, собираясь взять чашку, но промахнулся мимо ручки, взял как пришлось и отхлебнул еще пару раз.
Тут все вокруг закружилось, вихрь поднял его на самый верх американских горок в парке развлечений, где сидел старик в шапке-ушанке и кормил Балагура зернами, как птичку. Он не выдержал и громко рассмеялся, пришел в себя от звуков собственного смеха, внутри все похолодело, и волна страха вынесла его обратно за столик.
Сидевшая напротив девушка захлопала длинными ресницами и проницательно посмотрела на него сквозь дымку лютценского тумана[3]. Боксер я или нет, подумал он, чувствуя себя жалким, чего это она на меня так смотрит. И тут он услышал, как девушка холодным, как мороженое, голосом, будто его на блюдечко положили прямо из морозилки, спрашивает: а он тоже?
Черт, да они ж про меня говорят, мелькнуло у него в голове, он попытался начать мыслить ясно и сделал несколько энергичных гребков, чтобы выплыть из собственных глубин на мелководье, и, когда суша была совсем рядом, до него донесся голос Патлатого: да он поначалу всегда так, но все не так плохо, как кажется, — сначала думаешь, что он сейчас вообще свалится, но этот чертяка быстро отходит.
Ай-ай-ай, решили, что я нажрался, подумал Балагур, покрепче ухватился за столешницу, зафиксировал взгляд в одной точке и попытался прогнать дурман из головы: я — трезвый. Десятью восемь — восемьдесят. У девушки на голове красная повязка. На столе — четыре чашки. Вот идет официантка. У нее красный носовой платок в нагрудном кармане.
Всем на удивление он вдруг обращается к официантке и произносит, четко выговаривая каждое слово, как делают только из желания доказать свою трезвость: заплачу за два кофе, две слойки и мазарин. Танцевавшие над оркестром звезды сжались в одну точку и превратились в фонарь. Они вышли из парка, пробираясь через толпу и используя девушек в качестве тарана, и тут Патлатый подмигнул ему и прошептал на ухо: пора в постель! Выйдя на Юргорден, они поймали автомобиль.
3
Имеется в виду битва, произошедшая в 1632 году между войсками Густава II Адольфа и габсбургскими подразделениями и русско-прусской армией. В день битвы на поле стоял сильный туман, что затрудняло маневры противников.