Лето и проклятые буржуины
Но что я все о школе. Были ведь еще и каникулы!
Первое «взрослое» лето стало для меня серьезным испытанием. Раньше я никогда не разлучался с родными больше чем на два-три дня (поездка во Львов через Москву в 1979 году не считается — тогда мы ездили с отцом и тетей). А тут целых три недели и черт знает с кем!
Мне хватило нескольких часов, чтобы понять, в какую засаду я попал. Родители опоздали на распределение по отрядам, и мы с одним мальчишкой, таким же первоклашкой, попали в отряд под номером 17, хотя по возрасту нам подходил 23-й. Кто будет дружить с нами, малышами!
Помнишь, доча, как ты ревела белугой в свой первый день в загородном лагере? Всё обрывала телефон: «Заберите меня отсюда, ыыыы! Домой хочу, ааааа!». Так вот, со мной происходило то же самое, за одним исключением: мобильных телефонов не было.
Но ничего, со временем втянулся. Лагерь был большой, уютный, с милыми деревянными домиками и летним театром под крышей, в сосновой роще. Жаль только, что водоема рядом не оказалось — только река Миасс в самом узком ее течении. Зато был бассейн под открытым небом.
Мы меньше скучали по дому, когда руководство лагеря придумывало для нас разные забавы. Однажды решили провести фестиваль театральных постановок. Наш воспитатель, молодой парень лет двадцати, предложил поставить «Мальчиша-Кибальчиша», старую революционную сказку про пионера-героя, которого замучили враги*. На роль этого героя, не выдавшего буржуинам военную тайну, выбрали меня, потому что в коллективе я был самым мелким. Забыв о тоске по дому и маминым пирожкам, я всей душой отдался театру. Работали несколько дней как проклятые, пошили роскошные буржуинские костюмы, вызубрили диалоги. На наши репетиции приходили поглазеть ребята из соседних отрядов — настолько эффектно все это выглядело.
Но нас ожидал жесточайший облом.
В день генерального прогона руководство поглядело на наши костюмы и пришло в ужас: «Вы с ума сошли?!».
Спектакль запретили.
Причину я понял даже своими юными мозгами: слишком яркими оказались буржуины, увешанные крестами и имперскими аксельбантами, в пиджаках от советской школьной формы. «Вы напоминаете фашистов», — сказали нам. Воспитатель-постановщик очень расстроился.
Это был первый осознанный в моей жизни факт столкновения с цензурой*. Как выяснилось много лет спустя, далеко не последний.
Это наш с тобой секрет
Знаешь, чем мы еще развлекались в лагере?
Только не ржать!
Мы прятали «секретики»…
Дурацкое, по нынешним меркам, и даже девчачье занятие, но вставляло не по-детски.
Итак, мы находили крупные осколки бутылок (разумеется, стеклянных, ибо других в те времена еще не изобрели), выбирали красивый конфетный фантик или любую другую миниатюрную картинку, и углублялись в лесную часть лагеря. Лучше всего подходили заросли с высокой травой — так сильнее вставляло. Выкапывали маленькую ямку, выкладывали на ее дно картинку и сверху закрывали стеклом. Финальный аккорд — засыпать все это землей, но так, чтобы можно было найти и очистить.
Смысл игры состоял в том, чтобы время от времени навещать эту своеобразную «могилку» фантика, одному или с другом, счищать с нее землю и любоваться прикрытой стеклом картинкой: вот, типа, мой секрет от всего мира, «Белочка» или «Мишка на севере».
«Секретики» могли лежать на своем месте всю смену. Ты ходил по лагерю, занимался своими делами и знал, что где-то там, в лесу, лежит твой секрет. Это как смотреть в ночное небо и думать, что где-то далеко в космосе среди миллионов звезд есть одна, названная твоим именем.
Увы, часто случалось так, что мы свои секреты просто не могли найти или их находил кто-то другой и разорял. Тогда было немного грустно: вот ведь, не уберегли…
Так, я просил тебя не ржать!
Стыдно
У каждого из нас есть свои скелеты в шкафу — неприглядные факты биографии, которыми ни с кем не хочется делиться. Даже самые доверительные отношения с человеком (например, со мной) не всегда могут позволить тебе признаться в каких-то своих слабостях или ошибках. Это нормально. Не многие из нас способны распахнуться даже перед супер-мега-психологом, какие-то вещи лежат (или стоят, если уж говорить о «скелетах») в самых темных углах нашей души и останутся дам до скончания веков, потому что вынуть их на свет божий страшно и стыдно.