Герцог полностью обнажился и шагнул к ней. Саша взвыла и попыталась спастись бегством.
–– Куда же вы, миледи? –– прошипел Мороган, перехватывая ее и откидывая на кровать. –– Пришла пора напомнить вам о супружеском долге! Вы думали, что провели меня?! Ах, какое несчастное личико…. Довольно притворства!! Ваш жалобный вид меня больше не трогает, дьявольское отродье! Сейчас я вам покажу и расскажу, что такое мужчина…последний в вашей жизни!! Вы будете удовлетворены, миледи! Обещаю, –– руки герцога рвали платье, обнажая тело. Саша плакала навзрыд, путалась в простынях, лохмотьях наряда и пыталась отбиться, отползти, находясь в совершенном хаосе впечатлений. И получала одну плюху за другой, и грубые руки продолжали играючи сдерживать ее панические судороги. –– Куда вы? Ведь вам нравится именно такое отношение? Так что же вы? Долой одежду, сука! Ну!! Думаешь уйти? Нет! Эта ночь станет самой длинной в твоей жизни …и последней!! Завтра я убью твоего любовника, вздерну, как простолюдина, а рядом повешу твою сообщницу –– ведьму. О-о, какую искусную интригу вы с ней замыслили! …Завтра наступит финал: я повешу их, а когда трупы закоченеют, привяжу их к вам, чтоб вы смогли насладиться милым вашему черному сердцу обществом!!
–– Не-не-не надо…прошу,…только не так….только…не так, –– Саша уже не выла, а хрипела, придавленная безжалостными руками. От одежды не осталось и клочка.
Перекошенное от ярости лицо герцога нависло над ней, сильная рука зажала ее в стальной хватке, закинув их за спину, вторая грубо шарила по телу, специально причиняя боль и мученье, исторгая истошные крики из горла жертвы. Мужчина чуть приподнялся и грубо раздвинул ей ноги, вдавив их коленями в ложе.
–– Нет!! Не надо!! Нет!!! Пожалуйста!! Прошу тебя…Годфрид, прошу!! Не надо –– не так!! Только не так!!! Мама!!!
Герцог не обращал внимания, кривился от бушующей ненависти и шарил по телу, готовясь вторгнуться внутрь. Саша, обливаясь слезами, тщетно взывала к его разуму и состраданию словами, глазами, молила, обливаясь слезами: только не так, только не так…
–– Не так?...Не переживайте, герцогиня, я возьму вас и по-другому! –– пальцы герцога нашли отверстие и вонзились, намечая путь прохода уже более серьезного оружия. Саша дико закричала, забилась, пытаясь ускользнуть от рук насильника, и лишь увеличила боль внутри, в руках и в ногах, буквально расплющенных мощными ногами герцога. Перед глазами все поплыло, словно в комнату напустили дыма. Ах, как ей хотелось потерять сознание, а потом очнуться уже мертвой и больше не страдать, не ведать грубости, несправедливости и зла, наполнившего ее жизнь до краев.
Мороган замер, тяжело дыша и еще не до конца понимая, отчего пальцы так туго проходят, словно сквозь кожу, словно встречаясь с препятствием…
В его голове мутилось от гнева и желания не столько взять, а убить подлую тварь, изорвать, загрызть. Но в груди что-то екнуло и словно оборвалось от дикого крика девушки, взгляда полного ужаса и мольбы…и преграды, встреченной пальцами. Ярость еще туманила мозг, но уже уходила под натиском явных доказательств –– перед ним не Бритта! Подобное отчаянье и панический ужас не сыграешь и уж тем более не вернешь девственность ни чарами, ни другими средствами.
Мороган резко вынул пальцы и замер, приглядываясь к девушке: жалобное, несчастное лицо, залитое слезами, и не белое –– серое от страха и боли. А глаза… нет, они не проклинали, не укоряли –– просили, уже не надеясь на удачу.
–– Не так, пожалуйста, только не так, –– шептали губы как заклинание.
Герцог качнул головой: этого не может быть! Он уже ошибся раз и все-таки…
Мороган щурился, словно у него образовался тик, и вглядывался в ее искаженное лицо, пытался угадать подвох и понимал –– его нет. Он еще не ослабил хватку, не освободил девушку и тяжело дыша собирал мысли в своей голове. Минута, другая, и вновь занес руку над лоном, желая удостовериться, но на этот раз действовал осторожно, почти нежно. Мизинец с трудом прошел внутрь и был плотно обхвачен –– сомнений не осталось –– перед ним девственица.
В груди Мороган похолодело: вот о чем она молила: не так, только не так.
Герцог зажмурился на секунду и застонал: что ж он сотворил?
Нет, еще ничего, кроме того, что напугал девушку до смерти, лишил ее прелести первой близости, открыв не мир, полный грез и радости, а мир грязи и грубого насилия, боли, стыда и унижения.
–– Почему молчала? –– прошептал в отчаянье. И очень осторожно начал ослаблять хватку, освобождать ее. И чувствовал, как дрожит внутри каждая клеточка то ли от стыда, то ли от неудовлетворенного желания:
–– Я не насильник, –– попытался объяснить и не смог: в горле пересохло, голос охрип. Глаза отчего-то щипало, и он все жмурился, сдерживая чувства, овладевшие им не менее сильные, чем гнев, но более болезненные.
Он убрал руки и отодвинулся, выставив ладонь в знак успокоения –– девушку трясло:
–– Все…все, я не трону тебя. Успокойся.
Кого он уговаривал? Скорей себя. Его разрывали противоречивые чувства: хотелось убить Арвика, ведьму, устроившую подобное испытание и ему, и этой невинной жертве, и в тоже время хотелось остаться и прижать дрожащее тело к себе, завершить начатое, но бережно, нежно, даря ощущения свободы и радости, а не боли и стыда, и пить поцелуй, и наслаждаться стонами блаженства, а не криками ужаса.
–– Почему ты молчала?...
И смолк, резко сев и повернувшись к ней спиной: кого он винит? Перепуганную его похотью и грубостью малышку?
Что она думает о нем? Самое плохое. Старый, слепой болван!
Он покосился на девушку –– та пыталась сесть и закутаться в простынь и не могла остановить поток слез и истерических всхлипов, дрожащие руки не слушались и не могли обернуть тело, скрыть наготу. И Мороган, к своему стыду, заметил красные пятна, оставшиеся от его грубых ласк на ее нежной коже. Худенькая, тонкая, как веточка, но с высокой, манящей формой, грудью, покатыми плечами…
Мороган не сдержал вздоха: теперь он обречен до конца жизни гореть в аду желания и грезить этим телом и тем, что могло бы быть, но никогда не сбудется. Она возненавидит его и больше не подпустит. И будет права.
Мужчина встал, вспомнив про кувшин вина на столе у камина: оно кстати. И ему, и ей. Герцог залпом осушил кубок и налил второй, покосился на девушку: оттолкнет? Выплеснет ему в лицо? Обольет презрением и осыплет проклятьями?
Саша не видела его, она приходила в себя: оттирала слезы ладошкой и пыталась глубоко дышать, чтоб остановить истерические всхлипы и внутренний тремор. В голове немного прояснилось и хотелось уже не плакать, а разразиться нервным хохотом –– до чего ж она везучая! Губы скривились в усмешке, а перед глазами появился кубок.
–– Выпей, тебе нужно, –– голос тих и неуверен. Мороган не смотрел на нее –– страшился увидеть приговор в зеленых глазах.
Она бы выпила да не могла –– руки тряслись, расплескивая жидкость, а зубы клацали о край кубка. Годфриду пришлось поить ее, придерживая за плечи:
–– До дна, пей до дна.
Она не стала противиться: вино жгло горло и оповещало о том, что она еще жива.
–– Вот и все, –– Мороган отошел, поставил кубок на стол, с сомнением глянув на кувшин: выпить бы все и пару десятков бочек, что хранятся в кладовой.
Саша усмехнулась, шмыгнув носом:
–– Сейчас бы еще…пачку сигарет и литр кофе…–– голос дребезжал как расстроенный рояль, но в нем не было ни обиды, ни злости, ни страха –– скорей ирония. Годфрид нахмурился и принялся надевать брюки, искоса поглядывая на девушку:
–– Сигареты? Что такое –– сигареты?
–– Палочки с ядом…–– нервно хохотнула Саша и посмотрела на него. –– Вы всегда так напористы, милорд?
Вот и пришло время воздаяния: справедливых упреков и вполне заслуженных сравнений с представителями животного мира…
Мороган решился и заставил себя посмотреть в зеленые глаза, выслушать окончательный вердикт и совершенно растерялся. Она смотрела с любовью! Он мог поклясться –– именно так и не иначе. И ни грамма обиды, упрека, ненависти в глазах –– лишь легкое смущение и вина, словно не он, а она только что совершила нечто постыдное: