Выбрать главу
* * *

Некоторое время я просто лежала с закрытыми глазами, пытаясь запомнить и осмыслить почти упорхнувший от меня сон.

«И что нам открылось?» Неплохой такой вид: столица, дворец.

Действующие лица: Велисса, Дэрриш. Опосредованное участие – ална Астела.

«Что нового?» Много чего.

Хорошие новости: Верьян нас не сдал. Пока. О Дарстане тоже не было сказано ни слова. Как и о неранском направлении моего пути.

Плохие новости: связь между мной и Императором крепнет с каждым применением Силы. Чем увереннее я пользуюсь магией, тем активнее моя Илана[12] – настолько, что предохраняющий браслет дает сбои.

«Выводы и далеко идущие планы?» Нету. Как появятся, оповещу.

Я открыла глаза, машинально потирая запястья в тщетной надежде избавиться от призрачного зуда. Похоже, это уже становилось вредной привычкой.

За мощным храпом клановой шаманки посапывания подруг было почти не слышно. Такая тщедушная бабулька, а храп-то какой – здоровому мужику на устрашение!

Грядущий день просачивался в юрту, разбавляя душный полумрак. Меня вдруг озарило, чего не хватает в серости утра – нудного похлопывания дождя по войлоку. Того тревожного шебуршания, пронизывающего мое существование в последние дни. Желание удостовериться в смене погоды вытащило меня из-под теплого одеяла и погнало на студеный воздух.

Идеально чистое небо розовело рассветом. Пряча замерзший нос в плащ, предусмотрительно наброшенный на плечи перед выходом, я смотрела, как потихоньку просыпается становище. Встречая наступившее утро, радостно брехали шныряющие меж юртами собаки. Клянча чего-нибудь съестного, одна такая псина – рыжая, вислоухая, с потешно скалящейся мордой – кинулась под ноги вышедшей на улицу соседке. Молодая женщина вздрогнула в испуге, но, приглядевшись, прицыкнула на виляющую хвостом животину и мимоходом кивнула мне.

– Доброго утра, Айнуш-алы,[13] – теснее кутаясь в плащ, тоже поздоровалась я. – Никак распогодилось нынче.

– Смилостивилось над нами Великое Небо, – улыбнувшись, закивала соседка, – прояснило взор свой.

За моей спиной раздались невнятные ругательства и шумная возня.

– Рель, Хмарь тебя за ногу! – донесся из глубины юрты заспанный голос Кирины. – Кошму же опускать за собой надо – все тепло из дома выпустила!

Весь день в клане царило радостное оживление. Жертв больше не было, погода наладилась – что еще надо для счастья? Только сниматься с места. Кочевники собирали пожитки, намереваясь уже завтра двинуться в путь, торопясь поскорее оставить позади недавний ужас.

Недаром слова «жить» и «кочевать» на староиданском звучали одинаково.

Всеобщее воодушевление не коснулось лишь клановой шаманки. Апаш угрюмо ковыляла по становищу из конца в конец, потрясая внушительной связкой амулетов. Страшных пророчеств от старухи не слышали, но весь ее вид говорил сам за себя – ничего хорошего в ближайшее время лучше не ждать.

Однако уставшие от непогоды и постоянной тревоги люди предпочитали не замечать скорбного вида Апаш-амай.

Ближе к вечеру в юрте шаманки нарисовалась Фашана с лихорадочно-блестящими глазами. Мне показалось, что за время отсутствия она еще больше вытянулась и похудела. Помогая старухе со сборами, мы уже распихали по тюкам утварь, которая точно не понадобится во время кочевки, и наслаждались законным отдыхом, лениво отгоняя обнаглевших мух.

– Возрадовалось Великое Небо! – затянула с порога уже надоевшую от бессчетного повторения песню девочка.

– Точно, с утра вовсю веселится, – поддакнула с улицы Кирина.

Сидевшая на топчане у входа в юрту подруга присматривала, чтобы наш ужин не сбежал из казана на костре, а заодно любовалась на солнышко, готовое вот-вот скрыться за горизонтом.

– Как бы к ночи подшучивать еще не стало, – само собой, не отстала я от Кирины.

Неранки с улицы видно не было, поэтому полный укоризны взгляд Эоны достался мне одной.

– Фаша, не обращай внимания на этих… этих… – Девушка беспомощно махнула, не в силах подобрать нам с неранкой подходящее определение. – У людей горе, а им все шуточки да зубоскальство. Ты как, сильно испугалась?

– Еще чего, – скривилась дочь вождя и протянула Эоне пахнущий свежей выпечкой узел. – Бабушка, вот, лепешек напекла, отнести просила.

Фашана осталась на ужин. Она была на удивление тиха и молчалива. Даже вызвалась помочь с мытьем посуды: в другое время проще и быстрее было помыть самим, чем сподвигнуть на это дело Фашу. После, не дожидаясь возвращения Апаш, девочка убежала обратно, в отцовскую юрту.

Разбираться в странностях поведения ученицы клановой шаманки не было никакого желания, да и возможности – сегодняшний сон оккупировал мысли и наводил в моей голове свои порядки, наблюдательности и вдумчивости не способствующие…

Живот скрутило жестокой судорогой, и я проснулась. Левое плечо пылало сухим жаром, а по лбу градом катился пот. Непроглядная темень тоже не содействовала успокоению нервов. На этот случай у меня был другой способ – правой рукой я нашарила неподалеку от своей лежанки ножны с Неотразимой. Однако тревога не отпускала.

Судорога прокатилась мукой по телу во второй раз, тьма вдруг стала багровой и пульсирующей. В себя я пришла уже на улице: босая, в одной сорочке, стискивающая в руках ножны с мечом и глупо озирающаяся. Вокруг тишь да благодать. Кабы еще не припекающий во всю мощь браслет…

Как я здесь вообще оказалась?!

«Кого-то настиг острый приступ лунатизма?» Угу, меня. Подозреваю, что здесь не обошлось без нечисти с языкосворачивательным именем Жиз Тарнык, у которой на ночь глядя разгулялся аппетит.

Дрожащими руками я стряхнула ножны с меча и попыталась сориентироваться, куда меня занесло. Но в кромешной темноте степной ночи все юрты выглядели совершенно одинаково.

Где бродит этот хмаров дозор, якобы берегущий покой становища?!

Меня колотило – в тонкой ночной рубашке холод продирал до костей. Сжимая рукоять Неотразимой в потных ладонях, я прислушалась. Тишина – как на образцовом погосте только в ушах буханье собственного сердца да зубовная дробь. Странно, что даже собаки не брешут. Хотя чего тут странного? Жить-то всем охота.

На стылой земле босые ноги заледенели. Пока пальцы на них совсем не потеряли чувствительности, я пошлепала к ближайшей юрте и поскребла во входную кошму. Внутри закопошились, но дверь не открыли.

– Простите, я не хотела вас беспокоить, но мне нужна помощь.

Опять возня, неразборчивые голоса. Вроде бы женские. Жар браслета стал почти нестерпимым, осязаемо, всей кожей, чувствовалось, как опасность подбирается все ближе и ближе.

– Да помогите же! Быстрее!

Мой прерывающийся голос прозвучал, видимо, достаточно убедительно, так как кошма поднялась. В слабо освещенном проеме возникла встревоженная Тинара, с распущенными волосами, прикрывающаяся широкими рукавами наброшенного впопыхах халата.

– Рель-абы, что случилось? На вас кто-то напал?

– Еще нет. – К жару добавилось болезненное подергивание левого плеча. – Заклинаю Великим Небом, разрешите мне войти! Жиз Тарнык бродит где-то неподалеку.

– Конечно-конечно! – закивала девушка и посторонилась.

Я с облегчением проскользнула в юрту и удивленно застыла у порога, глядя на перепуганную Фашану. Вот уж кого не ожидала встретить ночью в гостях у нареченной вождя. Впрочем, мощный удар в спину от столь хрупкой девушки, как Тинара, удивил меня еще больше. А вот последовавший за ним полет через всю юрту, безуспешная попытка перегруппироваться в его финале и впечатывание в тяжеленный окованный сундук – уже не очень, времени не хватило…

Хрясь! И в столь ответственный для всех нас момент мое сознание скрылось в одному ему известном направлении.

Голоса доносились будто через толстый слой войлока. В ноздри лезла печально знакомая вонь едва начавшегося разложения. Разлепить веки удалось далеко не с первой попытки. Полускрытые сумраком стены юрты то расплывались в серое марево, то принимались раскачиваться.

вернуться

12

Иланы – символы нерушимости супружеских уз, на деле доказывающие банальности «отныне и навек», «в горе и радости», «в богатстве и бедности», «все мое – твое».

вернуться

13

Алы – обращение к замужней женщине.