Вокруг камня медленно, беззвучно скользят молчаливые фигуры в темных плащах с низко надвинутыми капюшонами. Они не останавливаются ни на миг, но в движениях нет суеты, они напоминают неспешный чопорный танец.
Легкое прикосновение к плечу. Ульнита! Замерла, не подает никакого знака. Еще бы! Не придумали они жеста, который обозначал бы «Совиное капище»…
Эта мысль тут же исчезает: одна из фигур, не нарушая общего ритма движения, направляется к кустам. Тут уж замереть, вжаться в землю и «дышать вполголоса».
Загадочное существо нависает почти над головой. На него страшно глянуть: вдруг встретишься глазами? Взгляд прикован к посеребренной лунным светом земле, на которой черным силуэтом обозначилась четкая тень. Искривленная, искаженная. Ведь не может же, в самом деле, быть такое, что из-под капюшона вместо лица виден гигантский изогнутый клюв!
Или… может?
Острое, мучительное любопытство оказывается сильнее ужаса. Взгляд отрывается от земли, скользит вверх по темному плащу.
Храни нас Безымянные! Прямо перед глазами из складок ткани высовывается огромная птичья лапа. Черная, пятипалая, с шишковатыми суставами, а когтищи-то!
Жуткое создание, не обнаружив ничего подозрительного, медленно возвращается к алтарю. Страх сменяется омерзением. Ну и тварь! А ведь учитель рассказывал — теперь вспомнилось так четко! — что жрецы Совиного Божества были прежде людьми, но их исковеркали чары Древней Совы. Вот уж не приведи боги! Хуже разве что смерть без погребального костра!
Быстрый взгляд на Ульниту: как она, держится? А эта железная силуранка приподнялась на локтях, во все глаза разглядывает серый жертвенник.
А ведь верно! Говорят же люди, что на камне, стоящем на грани двух миров, лежат магические амулеты, добытые Древней Совой в разных землях. Сила этих амулетов, орошаемых человеческой кровью, дает демону возможность длить и длить свое проклятое существование, тлеющее, как угли погребального костра.
Амулеты — это очень, очень интересно! Хотелось бы знать: здесь всегда такие хороводы вокруг камешка водятся или иногда алтарь остается без охраны… ну, хотя бы с небольшой охраной?
И тут же будоражащая мысль о добыче сменяется тоскливым ужасом, все вокруг сливается в тяжелый кошмар, от которого так хочется проснуться.
Потому что на поляну вытаскивают человека.
Он не связан, пытается вырваться, но страшные лапы цепко и легко, словно не замечая сопротивления, волокут его к серому камню.
Почему он не кричит? Кляп во рту?
Отчего-то это кажется самым важным, невольно вглядываешься в лунный свет, из которого соткан этот ужас. Человек в чем-то темном, лицо кажется белым пятном, и не видно, завязан ли рот.
Жертву опрокидывают на алтарь. Существо в бесформенном балахоне вскидывает над несчастным лапу с крючковатыми когтями. Вскидывает — и опускает!
И тут же круг черных безмолвных фигур смыкается над беспомощной добычей. Тишина нарушается отвратительными звуками: то хлюпанье, то чмоканье, то хруст кости, — но по-прежнему ни крика, ни стона, ни мольбы о пощаде.
Ульнита дернулась вперед. Скорее схватить ее за плечи, навалиться всем телом, прижать к земле — не полезла бы, ненормальная, спасать!
Нет, сама все поняла: не отбивается, лежит тихо, только по лицу, которое теперь совсем близко, текут слезы.
А на страшной поляне разомкнулся черный круг. Алтарный камень пуст… а тело-то где? Должно же хоть что-то… Даже если сожрали (о боги, ну и мерзость!), то почему следов не осталось?
И еще… во время короткой борьбы с Ульнитой, когда оба на поляну не смотрели… показалось или нет, что над поляной прошелестели огромные тихие крылья.
— Сво-о-лочи! — из глубины души выдыхает Ульнита. Не произносит, а именно выдыхает. Почти беззвучно. Сам бы не услышал, если б не лежали щека к щеке.
А вот на поляне у жертвенника, похоже, услышали!
Ритм начавшегося вновь танца сломался, черные фигуры замерли. Головы в низко надвинутых капюшонах повернулись как раз туда, куда им лучше бы не оборачиваться.
Ой, погано! Пора уползать. Мешки бросаем (Ульнита, умница, от своего уже освободилась). Жаль добычи, но свою шкуру, до боли родную и привычную, почему-то жаль еще сильнее.
Все это думаешь уже скользя меж кустов и спиной чувствуя погоню.
До чего быстра человеческая мысль! За несколько мгновений успеваешь пережить пленение и гибель. Почему-то видишь не себя, а Ульниту: ее волокут на серый жертвенник, толстая пшеничная коса растрепалась и метет землю, рот распялен в беззвучном крике…
Ну уж нет! Сам-то ладно, сам как-нибудь, а Ульниту нельзя на их поганый камень!
Сразу все стало просто и ясно. Страх сменился равнодушием отчаяния. Горькая, легкая, звонкая свобода — никогда такого не испытывал! Жаль только, не будет честного погребального костра.
Лишь бы Ульнита не догадалась…
Обернулась. Знакомым жестом указала вперед. Правильно. Умница. Там пересохшее русло ручья — заросло, но проползти можно.
В ответ ей жестом: «Ползи первая!»
Как бесшумно канула в заросли, змейка лесная…
Прощай, Ульнита!
И резко, внезапно — во весь рост, перед опешившими преследователями… как они близко, забери их Серая Старуха! Растерялись. Рывком навстречу, сквозь цепь… от Ульниты увести!
Со всех ног, во весь опор — напрямик, через кусты! Слева взметнулась наперехват черная лапа, клацнули возле уха сжавшиеся когти. Негромкий звук эхом отдался во всем теле, но его смыла бешеная радость погони, последняя в жизни радость.
До чего легко меж кустов скользят, гады! Вот и поляна, легче бежать. Но дальше, в лесу… что там мелькает меж сосен?
На берег! К обрыву — и в воду! Если что, хоть не сожрут!
Серый алтарь скачками надвигается навстречу. Выщербленная поверхность без единого пятна крови… кольцом разложены какие-то предметы… вот уже рядом…
То ли сработала наглость, без которой немыслим Подгорный Охотник, то ли рука бывшего воришки сама, без приказа метнулась к добыче.
Пальцы чиркнули кончиками по неровному камню, сдернули с алтаря какую-то цепочку, успели сжаться в кулак, и тут руку от кисти до локтя пронзил холод, словно ее опустили в ведро со снегом. Не до того, некогда! Погоня рядом, это чувствуешь не оглядываясь.
Толчок — и вниз головой с обрыва, во мрак!
Мгновенный ужас, мысль: «Это сон!» И ледяная мгла, хлынувшая в рот и ноздри. И короткая отчаянная борьба за жизнь, слепое барахтанье тонущего щенка.
И воздух, спасительный воздух, каждый глоток его — самое важное в жизни…
Снова вода, но уже нет нерассуждающего, безумного цепляния за жизнь: я в реке, я выплыву, я умею!
И когда после немыслимо долгой борьбы с холодным, черным, грохочущим врагом выползаешь на прибрежные камни, нет даже радости: слишком болит каждая жилочка, слишком гудит голова, слишком сотрясает грудь кашель. Сквозь сумятицу мыслей пробивается одна, разборчивая, связная и почему-то укоризненная: «Ну, я же говорил — я выплыву!»
И не сразу замечаешь, что вокруг правого запястья обмоталась цепочка. Та самая. Добыча. И опять-таки нет радости, лишь тупое недоумение: как же не сорвалась в такой круговерти? Меч утонул, а цепочка уцелела.
Солнца еще не видно, но тьма стала прозрачной, легкой, вот-вот развеется. Можно рассмотреть, что же прихвачено на память о Древней Сове.
На стальной цепочке — потемневший серебряный треугольник размером с детскую ладошку, один край закруглен. Словно серебряный диск разделили на три части от центра, взяли один кусок, пробили грубую дыру и повесили на цепочку. На пластинке — еле различимая вязь странных знаков.
Ладно, с добычей потом, пора отсюда выбираться. Эх, не на тот берег выбросило! На другой стороне опушка леса, а здесь обрыв. Невысокий, но все же… Плыть на ту сторону? Да ни за лепешку с медом! Хватит, наплавался! Придется карабкаться наверх. Обрыв прошит корнями, есть за что зацепиться. Одна беда: правая рука ноет от кисти до локтя, пальцы еле сгибаются. Ну, как-нибудь…