вдыхания соленой вони человеческого пота и пряного мускуса сочащихся язв,
разрастающихся из радиационных ожогов. Лоргар не вернется за нами, Туул. Он никогда
и не собирался возвращаться.
– Солнце до сих пор изливает отраву в пустоту.
– Возможно, поверхность Калта губительна для жизни, однако угасание умирающего
светила едва ли представляет угрозу для спасательного флота, защищенного от радиации.
Туул развернулся к нему.
– «Спасательный» – трусливое слово, Джерудай.
– Называй, как хочешь. Да и нужен ли флот нашему владетельному отцу? Он внимает
песне варпа. Сплетает и рвет его так же легко, как шелк. Почему бы не рассечь реальность
и не придти нам на помощь?
Последовала пауза, пока Туул обдумывал это.
– Ты пил из запястья Благословенного Сына и вкусил божественной крови. Как
случилось, что именно ты из всего Легиона приходишь ко мне с подобным кощунством?
Что за безумие побуждает тебя явиться в эту священную тьму и изрекать подобную ересь?
– Говорите истину, – без улыбки процитировал Кауртал, – даже если голос дрожит.
Терминатор двинулся дальше. Кауртал какое-то время молчал, однако он не был самым
терпеливым среди тех, кто когда-либо носил красные цвета XVII Легиона.
– Ты замечал, что после этих двух лет даже пустые туннели пахнут кровью?
Туул издал согласное ворчание, но ничего не сказал.
– Твои слуги были разбиты, – утвердительно заявил Кауртал.
– Вчера, – отозвался Туул.
– Тринадцатый сильно вас потрепал.
– Сильнее, чем ты думаешь, – сказал Туул. – Кровь, которую ты чуешь, – моя.
Его боевой доспех находился в таком же плачевном состоянии, как и броня Кауртала – как
у каждого из Несущих Слово, которые застряли в мертвом мире пещер-городов. Запах
вытекающей жизненной силы мог исходить из любой обугленной пробоины в толстой
броне. Терминатор постучал бронированным кулаком по нагруднику, нарушив тишину
дробью стального барабана.
– Одно из моих сердец перестало биться. Второе работает с трудом даже сейчас.
Возможно, у меня есть еще несколько дней, но совсем мало. Одним богам ведомо, что
разорвано у меня внутри.
Наступило очередное продолжительное молчание, а затем вновь заговорил Кауртал.
– Я перемещался по подземному миру. Сражался, когда это было необходимо, но чаще
просто наблюдал и выжидал. Изучал.
Туул оглядел его бездушными глазными линзами, ожидая разъяснения. Кауртал вздохнул
и дал его.
– Я считал мертвых. Уделял внимание тем, кто теперь лежит бездыханными.
– Пали тысячи Ультрадесантников, – произнес терминатор. В его голосе было столько
искренности, что слова становились неоспоримым заявлением. – Возможно, десятки
тысяч.
– Я имею в виду не их подсчет, Туул.
Еще одна пауза. Кауртал буквально слышал перешептывание и пощелкивание
недовольных размышлений Туула.
– Я иду на поверхность, – наконец сказал Кауртал.
Клыкастый шлем Туула повернулся к Каурталу.
– Выйти на поверхность – значит умереть.
– Для тебя – возможно. Я – Гал Ворбак. Моя кровь – яд. Мое прикосновение разъедает
плоть. Я больше года не ел ничего, кроме пепла, – он показал свою перчатку. На красном
керамите выступали зубцы и гребни выбеленных костяных наростов, которые также были
видны по всей поверхности доспеха. За месяцы во тьме кости становились тверже и
пробивались сквозь керамит. Неожиданно, но это сопровождалось лишь тупой
пульсацией, не отличавшейся от боли в мышцах после ежедневной тренировки.
Терминатор бесстрастно взглянул на него.
– Думаешь, что демон внутри делает тебя невосприимчивым к излучению больного
солнца?
Сложный вопрос. Демон внутри безмолвствовал и был недосягаем на протяжении
нескольких месяцев. Кауртал уже наполовину убедил себя, что последняя схватка с
библиарием Ультрадесанта каким-то образом истощила его – возможно, правильнее было
бы сказать: «подвергла экзорцизму», – отделив божественное от плоти. Шавки
Императора снова начинали понимать ценность запрещенного библиариума.
– Думаю, довольно скоро увидим.
Крылья Кауртала снова вздрогнули. Плотно прижатые к спине, они являли собой
бесполезный плащ из сложенных кожистых перепонок, пронизанных толстыми венами.
Он не летал уже несколько месяцев. Немногие из пещер были достаточно просторными
для таких вольностей.
– Но почему на поверхность, брат? Что тебя там ждет?