дреме, чтобы другие могли пожинать плоды их вечных снов.
Человеческая душа была свечой в бескрайнем океане варпа. Душа псайкера – пожаром, равно опасным и манящим для Нерожденных. Его можно было обуздать. Нет, не то слово, правда? Не обуздать, даже не направить.
Нет, его можно было сделать оружием.
Каурталу никогда не рассказывали об этом. Никто о подобном не говорил, и он
чувствовал, что его понимание несовершенно – и все же, как только воин открыл глаза и
увидел лязгающие, скрежещущие капсулы с их плененным содержимым, то в тот же миг
узнал все.
Узнал, потому что…
…потому что в его голове находилось Нечто Иное, чьи мысли сливались с его
собственными. Из ниоткуда, все так же неожиданно, словно удар ледяного копья, пришло
знание о вкусе души, бьющейся между зубов, и о том, что ужас лишь добавляет аромату
пряности.
Нерхулум, – произнесло Нечто Иное в его сознании. – Ты – слабый носитель, но мы
поглядим, чем кончится эта игра.
При попытке заговорить изо рта Кауртала хлынул поток крови. Аргел Тал аккуратным
рывком выдернул у него из груди меч, позволив силовому полю клинка кустодия с
шипением испарить кровь, запятнавшую металл.
«Это моя кровь», – подумал Кауртал, глядя, как она выгорает в дым. Воин рухнул на
колени, снова оказавшись на палубе «Фиделитас Лекс», но каким-то образом продолжая
находиться в окружении грохота волн и визга душ.
Он почувствовал, как кожа свободно сползает со звуком рвущейся шкуры. Кости
затрещали, раскололись и начали проталкиваться все выше, выше и выше по его телу.
Его вопль слился с прочими криками, и сержант Джерудай Кауртал из ордена
Извивающейся Руны умер на палубе флагмана своего примарха.
Мертвые окружали его, нетвердо шагая ногами с подгибающимися коленями и кашляя
пылью из респираторных решеток шлемов. У большинства не было никакого оружия, хотя некоторые еще держали ржавые клинки, руководствуясь стойким инстинктом
мышечной памяти.
Теперь это невозможно было отрицать. Нельзя было утверждать, будто это галлюцинация
из-за внутричерепного давления или дезориентация вследствие облучения. Из грязи
продолжали подниматься все новые мертвецы – ни одного Ультрадесантника, только
воины в красном. Его собственные братья.
– Кауртал, – хрипели они. Сухие голоса трещали в воксе. – Ты бросил Легион.
Даже мертвецы обвиняли его. Он ответил им встречным упреком, проклиная, исходя
пеной и плюясь. Едкая слюна брызгала из клыкастой пасти.
– Легион бросил нас! Я заставлю их помнить о павших!
Первый труп носил капитанский гребень. Там, где некогда сияли чистые синие линзы
глаз, теперь яростно таращились дыры.
– Смерть избавит тебя от заблуждения, – выдохнул призрак.
– И от жалости к самому себе, – прохрипел другой.
– Ты бежишь от долга, – капитан ткнул в него трясущейся, гремящей рукой. – Бежишь от
того, чего просил Легион.
– И называешь это отвагой, – подковылял еще один труп, голова которого была
неестественно наклонена на сломанной шее. – Бежишь, но называешь это отвагой.
– Ты прячешься, но зовешь это доблестью.
– Ты предаешь, но зовешь это справедливостью.
Кауртал заревел на приближающихся восставших мертвецов. С его зубов и черной змеи, ранее бывшей языком, снова полетела слюна. Теперь, когда Нерхулум пробудился, Преображение должно было произойти легче, безупречно переводя тело в божественную
форму. И все же он чувствовал, как вялость демона мешает мускулам, а жжение молочной
кислоты сопротивляется каждому усилию.
Перестань со мной бороться, – передал он внутрь в приступе паники. Крылья тщетно
бились, кости двигались и скользили под кожей.
Ты – слабый носитель.
Голос Нерхулума был таким же резким и неприятным, как боль в напряженных мышцах.
А теперь мы увидим, чем закончится игра.
Первый из мертвых Несущих Слово неуклюже рванулся к его горлу, ломая изъеденные
коррозией пальцы о бронированный ворот. В ответ Кауртал убил тварь, повергнув ее
наземь костяной лапой и раздавив шлем сапогом.
Они вышагивали по грязи. Некоторые спотыкались, другие пытались перейти с нетвердой
походки на нечто, напоминающее бег. Болтер Кауртала гремел и дергался, вгоняя
разрывные заряды в ближайших противников. Несущие Слово взрывались и распадались
на части. Они падали в пыль и называли его предателем, даже когда оседали
иссушенными останками. Это ничего не меняло. Руки поднимались над землей, оставляя
за собой пыльный след и вцепляясь в сапоги и поножи. Из-под скребущих пальцев летели