и его бойцы вернулись. Затем я понимаю, что это кричат мои люди, и чувствую, как
собравшихся окутывает недостойный страх.
– Мы не можем найти Олександра, – сообщает Ионе Додона.
Имена для меня ничего не значат. Впрочем, значат числа, а наша численность
уменьшается. Я смотрю на Форнакса и оставшегося с ним цикатриция.
– Где остальные твои люди? – спрашиваю я.
– Проверяют туннели, тянущиеся от дальнего края зала, – сообщает бывший библиарий.
На его лице озабоченность. – Солдат?
Цикатриций прижимает два пальца к боковой части шлема. У него нет связи с
отсутствующими солдатами. Он качает головой.
– Всем единицам, доложить, – передаю я по воксу.
Члены отделения, находящиеся в зале-храме, быстро откликаются на мой запрос. Вместо
остальных – навязчивые помехи.
– Десенор, доложить, – повторяю я.
Ничего. Я подхожу к краю строя статуй.
– Враги играют во тьме, – шиплю я сквозь сжатые зубы. Перчатки поскрипывают,
стискивая рукоять меча и боевой щит. – Построиться, Форнакс, ты впереди.
Ультрадесантник задерживает на мне взгляд. Это в стиле Форнакса. Помимо жутковатого
прежнего призвания, у него есть неприятное обыкновение ставить под сомнение приказы, не имея на то реальных причин. Он позволяет тишине задавать вопросы. В неглубокой
почве делаемых им пауз и перерывов укореняются зерна сомнения. А затем, словно трава
между мраморных плит, опасения быстро прорастают у остальных.
Но еще до того как мне приходится повторить, Форнакс убирает пистолет в кобуру и
берет наизготовку меч со щитом. Он снова надевает шлем и шагает прочь от леса статуй.
Оптические карты направляют его к одному из многочисленных каменистых выходов из
зала, которые ведут к координатам последней вокс-передачи брата Десенора. Я посылаю
Додону и пехотинцев следом.
– Имя? – спрашиваю я последнего оставшегося цикатриция Форнакса.
– Эванз, мой господин, – отзывается тот. – Восферский 14-й.
Я слышу в его голосе страх. Самообладание солдата продержится лишь какое-то время, словно крепость на трясущемся фундаменте. Мне доводилось видеть, как простые воины
Империума не выдерживали ужасающих обстоятельств разведывательной войны и
крестовых походов. Встречаясь с неведомыми врагами галактики – технологическими
мерзостями, сумасшедшими изоляционистами или ужасами ксеносов – я знал солдат, которые теряли контроль над телом и разумом.
– Эванз из Восферского 14-го, – повторяю я. Мой голос надвигается на него, словно
мощная, непоколебимая стена. Я пытаюсь передать солдату толику собственного
мужества и бесстрашия. – Я хочу, чтобы ты прикрывал нам тыл. Если увидишь, как сзади
что-то подкрадывается, я хочу знать об этом. Ясно, солдат?
Цикатриций демонстративно взводит свою фузею и плотно прижимает оружие к плечу, прикрытому противоосколочной броней.
– Клянусь честью, лорд Пелион.
Мы преодолеваем темные переплетения Пенетралии, и я чувствую, как неровные проходы
сжимаются вокруг. Мысленно я представляю миллионы тонн камня над моим шлемом.
Сами туннели лабиринта внезапно кажутся угрожающими, они извиваются,
поворачивают, поднимаются и опускаются. Похоже, что несколько раз мы делаем круг, и
коридоры представляются мне клубком корчащихся змей. За каждым углом тупики и
пустоты, которые вынуждают постоянно проводить вылазки в тесные проходы и тенистые
боковые туннели.
Несколько раз мои сердца начинали биться быстрее при известии о предположительном
контакте с врагом. Я жажду противника. Возможно, мы обнаружили труп-призрак Унгола
Шакса… а может, и нет. Если его Несущие Слово еще бродят по коридорам Пенетралии, они мои. Я поклялся, что мой клинок прикончит их. Дело не завершено. Задача не
выполнена.
Однако раз за разом враги оказываются тенями и силуэтами, созданными нашим
собственным светом – сама скала играет с нами. Цикатриции просят прощения, но сложно
не заметить, как глубина лишает их самообладания. Рубцовая ткань на их лицах туго
натянута от напряжения, губы не улыбаются, глаза смотрят сквозь щели шлемов в
ожидании чего-то ужасного.
– Лорд Пелион! – взрывается криком Эванз. Это предупреждение было готово сорваться с
опаленных солнцем губ солдата с момента входа в систему туннелей.
Я оборачиваюсь, ожидая очередной ложной тревоги, но, как и цикатриций, замечаю
движущуюся тень. Камни не двигаются.
Прежде чем я успеваю остановить Эванза, тот выпускает из своей фузеи несколько