— Все, Анри, идите. Вы мне мешаете.
— Может, я подожду вас после спектакля?
— Нет. — Она посмотрела на него нахмурившись. — Анри, ну пожалуйста, вам больше здесь нельзя, честное слово.
Он выскользнул в щель и, пройдя вдоль длинной плетеной изгороди, увидел площадку, на которой проводилось представление. В кругу зрителей стояли барабанщики, продолжавшие непрерывно отстукивать дробь на тамтамах. Тут же вышла Ксата. При ее появлении гром барабанов стал глуше. Ксата придерживала покрывало двумя руками у горла. Барабанная дробь неожиданно усилилась, потом снова стихла. Ксата отпустила покрывало и, оставшись, как она и предупредила Анри, совершенно обнаженной, начала танцевать.
Кроме Ксаты и ее танца, Анри теперь ничего уже не видел и не слышал. Для него сейчас жил только ритм, его неумолимые, яростные удары. Ксата неожиданно оказалась захвачена бесконечным, несмолкающим ритмом, который сливался с подрагиванием плеч, перестуком пяток, вращением рук, вздрагиванием бедер, живота, колен. В этом мире движений все вдруг приобретало особый смысл и все что-то значило. Дрожа и трясясь как в лихорадке, дергаясь, застывая на несколько мгновений и снова дергаясь и кружась, Ксата что-то говорила, что-то объясняла сейчас всем и в том числе, конечно же, и ему. Что именно, он не понимал, он знал лишь, что все, что находится сейчас вокруг него, весь мир, земля, воздух, люди, не должно его касаться, все это должно сейчас исчезнуть, раствориться, пройти мимо, потому что есть Ксата, одна Ксата, и ничего больше…
После ее выступления он вернулся к щели, из которой вышел, и заглянул в ту самую комнату, первую, где он увидел Ксату. Стоящая в комнате старуха при его виде отчаянно замотала головой:
— Месье, месье! Нельзя, прошу вас, уходите!
— Но почему?
— Уходите, месье, прошу вас! Сюда нельзя!
— Вы можете позвать Ксату?
— Ксату нельзя! Ксату ни в коем случае нельзя! Месье, Ксату никак нельзя!
— Но почему?
— Нельзя, и все! Месье, уходите!
Сколько Анри ни уговаривал старуху вызвать Ксату, она твердила только одно: «Нельзя, нельзя!»
После этого Анри около двух часов простоял в темноте в зарослях неподалеку. Ксата из хижины так и не вышла, и он в конце концов вынужден был вернуться в дом Ндубы.
Забравшись на второй этаж, он лег на подстилку и долго не мог заснуть. Он думал о Ксате. Он снова видел ее глаза, слышал ее слова: «С вами мне будет не так скучно». Подумал: если бы еще неделю назад ему сказали, что он встретит где-то в глуши, в затерявшейся в джунглях африканской деревушке девушку, которую полюбит, он бы никогда этому не поверил. Но именно это сейчас и произошло…
Утром его разбудил легкий звук. Открыв глаза, он понял: это скрип лестницы. Почти тут же он увидел выглядывающую из лестничного проема Ндубу; увидев, что он проснулся, Ндуба улыбнулась:
— Так и знала, что разбужу. Прости меня, старую. Кофе готов, как, выпьешь чашечку?
— Спасибо, Ндуба. Конечно, выпью.
За завтраком Анри спросил:
— Ндуба, ты случайно не знаешь такую девушку Ксагу Бангу?
Ему показалось, на мгновение в глазах Ндубы мелькнула настороженность.
— Ксату Бангу? А как же. Красивая девушка.
— Красивая, — согласился он.
Внимательно посмотрев на него, Ндуба покачала головой:
— Ой, Анри, смотри. У нас тут много красивых девушек, выбирай любую. Зачем тебе Ксата?
— Зачем? — Теперь он в свою очередь посмотрел на Ндубу. — Интересно, почему ты мне это говоришь?
— Н-ну… Ндуба замялась. Видишь ли, есть тут у нас один паренек, Балубу зовут…
— Балубу?
— Да, Балубу. Если он узнает, что Ксата гебе приглянулась, — все.
— Что «все»?
— Убить может. Балубу на днях одного приревновал, так по всей деревне с ножом за ним бегал. Прятать пришлось.
Усмехнувшись, Анри обнял Ндубу за плечи:
— Пойду прогуляюсь. Надеюсь, пока этот Балубу меня не убьет?
— Да никто тебя не убьет, я пошутила. — Тронув Анри за затылок, Ндуба тут же принялась мыть посуду.
Будто что-то услышав, Мишель застыл в лодке. Анри, подождав несколько секунд, кивнул: что? Мишель, продолжая прислушиваться к шороху окружавших их зарослей, ничего не ответил. Так они сидели в лодке около минуты; в конце концов, пригнувшись к его уху, Мишель выдохнул беззвучно:
— Ксата здесь.
— Ксата?
— Да. Я сейчас уйду, а ты выбирайся сам.
— Ты что, куда я буду выбираться?
— Там… — Мишель кивнул по направлению носа лодки. — Там за камышами есть бухточка.
— А ты?