— Если только тебя не выбирает сам заказчик.
Он равнодушно взглянул на меня поверх бокала с пивом. Тогда я объяснил ему суть дела. Я видел, как дрожали его губы, пока я излагал краткую версию своей встречи в больнице с известным артистом, который ищет писателя с собственным стилем, чтобы увековечить его карьеру на бумаге, и как мне пришла в голову мысль, что неплохо было бы их познакомить, если, конечно, он ничего не имеет против секса, ведь жизнь у актера была довольно насыщенной, но, если ему интересно, к работе надо приступать немедленно — издатель торопит.
Он сглотнул, чтобы не расплакаться, покачал головой, заказал нам обоим еще пива. Несколько минут мы хранили полное молчание, потом он пробормотал, заранее извиняясь за банальность, что это просто чудо. Я сказал «да», совершенно забыв о скромности. Я был так рад, что волшебная палочка на этот раз оказалась в моих руках.
Сделав большой глоток, он добавил: «Надеюсь, тебе, по крайней мере, причитается процент». Я ответил уклончиво, чтобы не смутить его, что ему не стоит волноваться. Тогда он спросил сколько. Я наобум сказал «три», и ему показалось, что это много. Какие же люди все-таки… Он добавил, что те стесненные обстоятельства, в которых он, преподаватель классической литературы, оказался, — еще не повод позабыть о достоинстве и чувстве меры.
— Кругом одно ворье! — пробормотал он, допивая пиво.
Я сухо заметил, что это шутка, ничего я с их книги не получаю, сами разбирайтесь с издательством. И жадно набросился на горячий сэндвич, а он стал оправдываться, объясняя свое хамство честностью, нравственностью и количеством выпитого пива. Меня задела его реакция, но я утешал себя тем, что, в конце концов, я просто использовал его, решив сыграть роль посредника, ради Тальи, чтобы она поняла, что я не злюсь на того, кто занимался с ней любовью до и после меня: наоборот, его обращение к литературе тронуло меня, ведь теперь бедняге по нашей вине придется уйти из трах-индустрии. Сэндвичи мы доедали уже в приподнятом настроении. В конечном счете, откровенное лицемерие — не самое плохое лекарство от разочарования.
— В какой больнице лежит этот твой озабоченный Сен-Симон[12]?
Я дал ему адрес и ушел, счет пусть оплатит сам.
Шагая по тротуару, я увидел, что у Порт-Майо пробка — люди уезжали из города на выходные. И вдруг осознал, что мне предстоит провести вечер пятницы наедине с огромным телевизором и псом на кухне. Тогда я сделал то, о чем потом жалел всю субботу: петляя между машинами, я добрался до Дворца конгрессов, вошел в «Х-видео» и купил кассету Тальи.
В десять часов утра я вышел из такси у Порт-де-Сен-Клу, перед кафе «Труа Обюс». У дверей стоял какой-то паренек, который попросил меня назвать свое имя.
— Номер 39, Руа Диркенс.
Он посмотрел на листок, стал искать меня, не нашел, перевернул две страницы и поставил галочку напротив моего имени в алфавитном списке. Там значились отстраненные игроки и дублеры. Ничего не говоря, я сел в автобус.
Странно было видеть всех в костюмах, некоторых еще и в галстуках или с клубным шарфом на шее. Мне сказали, что будет пикник — я и надел джинсы и тенниску. Я поздоровался, в ответ получил «Ты на часы смотрел?», несколько «приветов» и сделал вид, что не слышал, как Мгана пробормотал: «Хайль Гитлер». Он родом из Дре[13], и я могу что угодно говорить, но для него белый человек из ЮАР — всегда враг черных, это записано у меня на генетическом уровне.
Сажусь рядом с Вишфилдом, австралийцем, которого купили чуть позже меня и тоже из-за трансляций по телевидению, но с тех пор, как у него обнаружился дед-грек, он хоть играет время от времени. Вишфилд — один из немногих, кто всегда ко мне хорошо относился, потому что не говорит по-французски. Странное какое-то сегодня у него лицо. На мое «What’s new?»[14] он отвечает, что зашел ночью на сайт клуба и увидел себя в списке игроков на продажу. Ему было очень обидно узнать об этом таким образом. Чтобы его развеселить, я спрашиваю, не написано ли там случайно: «Вследствие плохих результатов в чемпионате в продажу поступил внушительный пакет игроков топ-уровня». Он пожимает плечами. Тогда я уже на полном серьезе пытаюсь ободрить его: они хотят поднять цену через интернет, чтобы повысить его котировки к тому моменту, когда он соберется уходить. Он обескураженно возражает мне, что в том-то и дело: его выставили на продажу еще две недели назад, но до сих пор не было ни одной заявки. Мне нечего ему на это сказать. И я решаю не спрашивать, не упоминается ли там о моей продаже. Сильно сомневаюсь, даже если и по уценке. Они просто делают витрину, чистить подвалы они не собираются.
12
Сен-Симон — французский писатель XVII века, известный своими моралистическими взглядами.