Она ждала в одиночестве — смотрела телевизор, вязала, читала, лишь бы убить время. После трех ночей почти непрерывного вязания с одновременным просмотром всех подряд телевизионных передач она закончила вязать плед, который равнодушно кинула на кресло.
В эти ночи ее мучил не страх. Она терзалась неопределенностью. В конце концов, она не могла наверняка знать, что именно теперь Тор находится в опасности. Знать это было невозможно. Однако она это знала. Правда, неопределенность, сомнения и тревоги были связаны не столько с опасностью для Тора, сколько с его правилами и взглядами.
Разве она смела переубеждать Тора, уговаривать его принять на себя обязательства, отказавшись от заведенных им правил? Она видела, что делает страх с человеком, как он ранит душу, разъедает мысли. Она вполне понимала его логику. Тем не менее она была уверена, что он ошибался. Более того, она считала это очевидным. Чтобы это понять, не требовалось особой мудрости.
Тем более что она его любила.
В отсутствие Тора Пеппер имела и использовала возможность собраться с мыслями, проанализировать свои чувства и оценить их как можно беспристрастнее. После нескольких дней раздумий она пришла к выводу: его правила были неразумны на самом деле, а не потому, что являлись препятствием ее любви, ее желанию разделить с ним его жизнь. Она сознавала, что он сам себя обманывает, обкрадывает, невольно обманывая других. И она приготовилась доказать ему это во что бы то ни стало.
На исходе пятых суток своего одиночества Пеппер досматривала весьма невыразительный боевик, свернувшись клубочком на диване в маленькой гостиной. Вдруг за окном раздался долгожданный знакомый звук подъезжающего «Корвета».
Когда собаки ринулись к входной двери, Пеппер медленно Приподнялась, потянулась за пультом и выключила телевизор. Она нервозным движением оправила на себе голубой халат и застыла, запретив себе выбегать навстречу. Боже, она, такая бесстрашная, боялась до сумасшествия! В эти дни у нее было время все обдумать. Не исключено, что Тор также имел эту возможность. Кто знает, какие выводы сделал он?
Итак, она сидела, не двигаясь с места, чувствуя, как удары сердца отдаются у нее во всем теле. Ее волнение безмерно усилилось, когда она услышала голос Тора, отвечавшего на приветствия восторженно лаявших собак.
Пеппер очнулась, лишь когда Тор обратился к ней с порога:
— Два гостя из трех меня встретили. Что ж, это хороший процент.
Пеппер медленно встала. Созерцая его, она утоляла жажду, накопившуюся в ее теле. Тор был одет так же, как в день отъезда. Он скинул куртку, уронив ее на кресло, и остался во фланелевой рубашке и джинсах. Вид у него был усталый.
«Слава богу, вернулся цел и невредим», — подумала Пеппер, как прежде, наверное, думала ее мать.
Она сделала шаг в его сторону.
Но когда он вошел в комнату, на свет, когда Пеппер увидела его взгляд, она замерла. Взгляд Тора не сулил ей ничего хорошего, в нем Пеппер прочитала надвигающуюся разлуку. Поэтому Пеппер предпочла отреагировать на его ироничное замечание.
Итак, Пеппер ответила вполне беспечно:
— Я не думала, что тебе нужна женщина, выбегающая навстречу.
— А ты что за женщина, Пеппер? У тебя вообще нет любопытства? Не задашь мне никаких вопросов?
— У меня есть любопытство, и я готова задать тебе вопросы. И задам, если ты будешь готов на них отвечать. Ты готов, Тор?
— Да.
Он подошел к окну. Пеппер невольно залюбовалась его четким профилем на фоне почерневшего стекла — за окном было темно. Пеппер присела на краешек дивана, не сводя с него глаз. Она глубоко вздохнула, спрашивая себя, подтвердятся ли ее догадки.
— В таком случае скажи, где ты работаешь, — кратко попросила она.
Он улыбнулся:
— Вопрос по существу. Ты попала в яблочко. В этом ты вся.
— Скажи мне, Тор.
— Я партнер в одной маленькой компании, — спокойно ответил он. — Мы специализируемся на тушении пожаров. Занимаемся сложными случаями нефтяных и химических возгораний, с которыми не могут справиться обычные пожарные, не имеющие специальной подготовки и оснащения. Мы летаем по миру в отдаленные его уголки, во все города и тушим пожары. Иногда нам приходится иметь дело с поджогами, иногда работу осложняют какие-нибудь повстанцы, выбравшие близлежащую местность для своих столкновений с правительством. Случается, само правительство чинит нам препятствия.
— И поэтому ты… написал свои правила? — спросила Пеппер, хотя теперь у нее не оставалось сомнений.
— Эту компанию основал мой отец со своим партнером.
В голосе Тора почувствовалось напряжение. Пеппер затаила дыхание от волнения.
— Моя мать очень любила отца. Когда я достаточно подрос, чтобы это понять, на самом деле понять, я понял, как она страдает. Ей приходилось прощаться с ним снова и снова, и каждый раз она знала, что это прощание может быть последним. Это состарило ее раньше времени.
— А твой отец?
— Папа? — Тор мечтательно улыбнулся. — Он любил ее. Но его работа, хм… это въедается в кровь. Опасность, вызов, ситуация, в которой ты можешь испытать свои силы и победить. Риск. Одно время он пытался заняться кабинетной работой — ради нее. Но ему не удалось себя изменить.
Повисла пауза.
Пеппер молчала, ожидая продолжения рассказа.
— Он погиб, — отрывисто сказал Тор. — Несчастный случай, они в этом деле — не редкость. Взрыв произошел раньше, чем можно было ожидать. А он оказался поблизости.
— Мне жаль.
Тор слегка кивнул. Потом он продолжал тем же голосом, лишенным всяких интонаций:
— Мама умерла спустя год. Врачи говорили, что во всем виновато ее сердце. Они были более правы, чем сами предполагали.
— А ты продолжил то же дело?
— Продолжил. — Он пожал плечами. — Я же говорил, это въедается в кровь. Мой отец не мог усидеть за письменным столом. И я не могу.
— И ты решил, что не можешь брать на себя никаких обязательств?
Тор внимательно посмотрел на нее:
— Я двадцать пять лет видел, как на моих глазах от страха и тревоги умирает моя мать, которую страх сжигал больше, чем рак. Нет, я не могу брать на себя такой риск. Я хочу сам нести за себя ответственность. Я не буду мучить другого человека.
— Ты считаешь себя вправе делать такой выбор? — жестко спросила Пеппер.
Тор молчал. Он снова вглядывался в темноту за окном. Хотя он стоял спиной к Пеппер, она ощущала его внутреннее напряжение.
— Ответь мне, — повторила Пеппер.
— Я сделал выбор, — ответил он едва слышно. — Видит бог, в мире столько несчастных людей! Я не хочу пополнять их число, делая кого-то несчастным.
— Ты сам страдаешь от своего излишнего благородства, — сказала Пеппер, стараясь придать своей реплике презрительный оттенок.
Он резко повернулся и посмотрел ей в глаза — этого она и добивалась. Теперь, когда их взгляды встретились, она продолжала более уверенно:
— Ты не можешь сказать, что выбрал меня, Тор. И как бы ни закончилась эта наша маленькая игра, победой, поражением или равным счетом, я заставлю тебя это понять.
— Но, Пеппер…
— Ну хорошо, твоя мать не могла не волноваться из-за отца. Моя мать тоже не могла. Наши отцы уходили навстречу опасности, делая несчастными наших матерей. Это их почти разрушило, твою мать в конце концов уничтожило. Но меня так не разрушишь! И не потому, что меня меньше пугает опасность, не потому, что я меньше люблю, а потому, что я могу сама с этим справиться.
Он посмотрел на нее в недоумении:
— Ты ничего не говорила мне о своих родителях…
— Мой отец был полицейским, — сказала Пеппер, глядя Тору прямо в глаза. — У него не было необходимости служить. Он происходил из состоятельной семьи. Но отец был полицейским до мозга костей, он был преисполнен заботой о людях и ненавидел несправедливость. Он любил свою работу. Еще он любил мою мать. Он два года уговаривал ее выйти за него замуж — она боялась стать женой полицейского.
Мой отец как-то объявил, что может перейти на более спокойную работу. Но маме была свойственна особая сила. Она знала, что не имеет права заставлять его идти на такую жертву. Если бы она попросила его оставить опасную службу, он согласился бы — из любви к ней. Но она его не просила. Она слишком любила его, чтобы вставать у него на пути.