Ротмистр, зашелестев бумагой, что-то сказал горцам. Они наклонились над ним, загородили со всех сторон. Он чиркнул спичкой, чтоб рассмотреть карту. Долго примеривался компасом. Показал Пилипку рукой:
— Сюда.
Что ж, сюда так сюда… И мальчик снова побрел первым. Шел без страха и особой осторожности. Ему лишь бы скорей кончить это дело, попрощаться и вернуться домой: батарею, может, и не найдет, а Липуны найдет и среди ночи. Дойдет до ручейка, а потом вдоль ручейка по дороге…
Шли они недолго. Вдруг впереди, совсем невдалеке, взмыла вверх белая ракета. Осветила все вокруг. Пилипок проследил за ее полетом и, когда она, прочертив в небе дугу, падала вниз, глянул на землю и… Ротмистр рванул его за ногу, гневно прошептал:
— Ложись! — и выплеснул на мальчика целый ушат грязных слов: — Связался я с тобой, дурак! Нашли проводника, идиоты!
— Дядечка, — волнуясь, мальчик забыл сказать «ваше благородие», — там батарея.
— Где?
— Вон там недалеко пушки стоят. Разве вы не увидели?
Откуда мальчику было знать (он же шел впереди), что, когда взвилась ракета, ротмистр и его храбрые конники мигом зарылись носами в землю, в сухую полынь.
— Ты не ошибся? — сразу подобрел Ягашин.
— Нет, своими глазами видел, так же, как вас. Там справа кусты. Одна пушка у самых кустов, другая выше, на пригорочке…
— Ша! Лежи и не пикни! — И сам отполз назад.
Шелестело былье, сползались в одно место черкесы. Ротмистр долго шептался с ними. Потом вернулся к Пилипку, который заметил там, где видел пушки, огонек. Кто-то курил, вероятно часовой. Об этом огоньке мальчик сказал офицеру. Тот, казалось, не поверил:
— Почему-то только ты один все видишь?
Это обидело мальчика: слепой он, что ли?
— Вы там разговаривали, а я смотрел.
Лежали на остывшей земле долго, так долго, что Пилипок даже вздремнул, или ему так показалось. Во всяком случае, продрог — «душа примерзла к телу», как говорила мать. Ночь хоть и не морозная, но как-никак осень, а его свитка ветром подбита.
Рядом курил в рукав ротмистр и снова почему-то вполголоса ругался.
Пилипок не выдержал и робко спросил:
— Ваше благородие, почему мы лежим?
— Не твое дело! Заткнись! — прошипел офицер.
Пилипку показалось, что ротмистра лихорадит, его прямо-таки трясло, словно он не на земле лежал, а раскачивался в седле. Наконец ротмистр что-то сказал солдату, лежащему рядом. Тот шепотом на своем языке передал команду остальным. Черкесы поднялись и, склонившись чуть не до самой земли, осторожно ступая, пошли в сторону батареи.
Ротмистр сказал Пилипку:
— Ты оставайся здесь, — и так же осторожно пошел за солдатами.
У мальчика блеснула мысль: «А зачем мне тут мерзнуть? Не сигануть ли в другую сторону — домой? Если быстро побежать — согреешься и скоро будешь на печи. Вот радость будет домашним!»
Он не сразу почувствовал, что сзади, у его ног, лежит человек. Почувствовал — удивился и испугался. Ничего раньше Пилипок не боялся, а теперь испугался.
«Стерегут. Зачем меня стерегут?»
Черкес подполз и лег рядом, на то место, где лежал ротмистр, защелкал языком:
— Малчык, зачем вел? Зачем рэзат, нэ понымаю. Мала стрелять, мала рубать шашкай, да? Нада рэзат горла, да?
Пилипок понял, что ротмистр и черкесы пошли резать немецких солдат. Представил, как их режут сонных, — ужаснулся. Вспомнил слова молодого офицера со странной фамилией — Докука: «Вам хочется крови? Это же не война — это бойня!»
Пилипок подумал, что если его стерегут, то, наверно, не хотят отпускать домой, и решил: «Не верят, что ли… Убегу. Как пойдем лесом — убегу».
Ночную тишину разорвал жуткий крик — там, на батарее. И сразу же грохнул выстрел. Взвилась ракета, зашипела и погасла в воздухе. Вокруг началась стрельба. Невдалеке застучали сапоги о землю — бежали. В свете второй ракеты, более далекой, Пилипок разглядел, что бегут ротмистр и черкесы, несутся изо всех сил мимо них, к лесу и болоту. Мальчика тоже охватил страх: он забыл о своем желании убежать и бросился вслед за ними. Черкес, что был рядом с ним, задыхаясь, взывал:
— О аллах! О аллах!
Пилипок никогда раньше не слышал такого слова и думал, что тот зовет кого-то из своих. Но разве такой тихий оклик мог услышать аллах?
Стреляли по всему фронту. Вероятно, на немецкую тревогу откликнулись русские окопы. Дальние орудия стреляли, конечно, в белый свет как в копеечку. Но на батарее, вероятно, услышали или увидели, куда побежали «ночные гости». Пули цвинькали над головой. Один из черкесов упал и закричал таким же полным ужаса голосом, как кто-то там, на артиллерийской позиции. Черкесы бросились назад, подхватили раненого товарища, понесли.