Еще на вокзале полк встретили три представителя ЦИК Советов — двое штатских, один военный, прапорщик. По-видимому, ни Свирский, ни Залонский не разобрались сразу, от какой партии эти люди. Им было достаточно, что представители имели мандаты Совета. Там же, на вокзале, провели митинг, Пламенность их речей, ясность, убежденность как-то сразу затмили туманное красноречие эсера Свирского. Большинство солдат поддержали представителей. А я, еще не зная точно, кто эти люди, подумал, что они, как Иван Свиридович, смерти не боятся, ничего не боятся, что они, наверное, из партии Ленина. Это действительно были большевики из военной организации. Один из них — молодой человек, похожий на студента, с бородкой, с нерусской фамилией — явился в полк на третий день, с ним человек пятнадцать вооруженных рабочих и матросов. Собрали полковой комитет. Я схитрил — никто мне этого не приказывал, — стал на часы у окон домика, где проходило заседание.
Представители потребовали от командования и комитета, чтоб была выделена пулеметная команда, которая должна поддержать отряды Красной гвардии, занявшие оборону на подступах к Петрограду. Залонский ответил, что не имеет приказа высшего командования. А без приказа он не имеет права посылать солдат.
— Чьего приказа вы, господин подполковник, ожидаете? Корнилова? Крымова? — горячился штатский. — Есть приказ народа!
— Товарищи, товарищи! — старался примирить всех Свирский. — Подполковник Залонский верный революции офицер. Но нельзя же так, с наскоку. У нас нет даже патронов. Наши склады остались в Торжке. Солдаты и командиры не знают обстановку.
— Патронами обеспечим мы, военная организация рабочего класса. Обстановка ясна! Контрреволюция не ждет. Дорога каждая минута!
— Дайте нам посоветоваться с исполкомом Совета, — попросил Свирский. — С властями.
— Вы можете советоваться с кем хотите и сколько хотите. Но если через час пулеметчики не выступят, мы созовем полковой митинг и объявим о вашей позиции в борьбе с контрреволюцией. Посмотрим, что скажут солдаты. Такой ли комитет в такое время нужен революционному полку?
— Вы нас не пугайте и не ставьте ультиматумов! — кричал Свирский. — Полк повернется к вам спиной.
— Созывайте митинг, а там поглядим, к кому каким местом повернутся солдаты.
Но, очевидно, командир полка лучше, чем комитет, знал настроения солдат, потому что вдруг любезно предложил не тратить времени на споры, на митинги, а по-военному обсудить детали: сколько пулеметов, сколько солдат понадобится, что может выставить полк, когда и куда выезжать, на каком транспорте.
Пулеметчиков вывезли на позиции на автомобилях. Появление через каких-нибудь два часа грузовиков по телефонному вызову молодого латыша очень подняло его авторитет. Очевидно, ни умный Залонский, ни хитрый и пронырливый Свирский не могли понять, откуда такая сила и власть у рабочего командира. Они знали одно: сам Керенский не мог бы прислать им машины. Ведь сколько их в то время было… А тут позвонил какой-то простой, никому не ведомый большевик — и подали самый быстрый транспорт. Кто его прислал? Откуда?
Очевидно, история с автомобилями приободрила Залонского, подняла его боевой дух, Он пожелал сам поехать за город, разместить пулеметы на позициях. Мог ли я пропустить такую поездку?
Ехали с красными флагами. С транспарантами: «Сплоченными рядами встретим врага народа, изменника революции, убийцу свободы — Корнилова!»
Когда ехали центром столицы, господа и дамы глядели на нас недобрыми глазами. А на окраине, в заводском районе, рабочие махали шапками, желали удачи. Босые и чумазые, такие, каким когда-то был я, мальчишки бежали за грузовиками.
Теперь Ленинград разросся, слился с пригородами, с дачными местами, и, кажется, нет городу конца и края. А тогда последние деревянные дома за Нарвской заставой — и сразу поле. Нет, не поле — болото, пустынное, дикое.
В конце августа там, у Финского залива, осень ощущается заметнее, чем здесь у нас, в Белоруссии. Но тот день, помню, был по-летнему теплый, солнечный, тихий. И хотя невысокие березки сияли на солнце золотом, не хотелось верить, что приближается осень. Может быть, это зависело от настроения? Солдаты ехали весело. На торцовой мостовой, а потом на шоссе сильно трясло, подбрасывало. Большинство впервые ехало на автомобиле, поэтому все казалось необычным: когда встряхивало, возбужденно смеялись. Я поначалу тоже смеялся, но вскоре притих. Поразила пустота — ни одного человека. Представлялось, что вокруг будет людно, как в прифронтовой полосе, — тылы, обозы, кухни. Нет, никого. Это теперь, при современном транспорте, нигде не скроешься от людей — ни в поле, ни на лугу, ни в лесу. А тогда редко кто выезжал за город. Раньше царская свита, князья, графы и богатеи по той дороге ездили на собственные дачи, загородные виллы. А после революции притаились, не шиковали перед голодными рабочими.