Однажды его в гостинице поймал импресарио Гамбургского филармонического оркестра и сказал, что у него срывается 1-й концерт Чайковского из-за того, что заболел пианист.
— Когда нужно играть?
— Через 45 минут.
Хотя Горовиц уже месяц, как не заглядывал в концерт, он согласился. Смотреть ноты было поздно, времени оставалось только, чтобы побриться. Дирижер Юджин Пабст пытался сначала поговорить о темпах, но потом махнул рукой:
— Следите за моей палочкой.
Имени солиста он до концерта так и не узнал. Но когда Горовиц вступил мощными аккордами, Пабсту ничего не оставалось, как сделать шаг в сторону и следить за руками незнакомого пианиста, чтобы выдержать темп. Когда Горовиц кончил и обрушился шквал аплодисментов, который газеты назвали «неслыханным со времен гастролей Карузо», Пабст так сжал плечо Горовица, что оно болело несколько дней. Гастроли музыкального трио — пианист Горовиц, скрипач Милыдтейн и виолончелист Пятигорский — стали одной из самых больших сенсаций Европы 20-х годов. Концерт в Парижской опере, где Горовиц исполнил свою недавнюю фантазию на темы оперы «Кармен», завершился тем, что устроителям пришлось вызывать полицию: темпераментные французы, не столь искушенные в музыкальных тонкостях, как немцы, никак не могли утихомириться.
Следующими были гастроли в Соединенных Штатах, где критики назвали Горовица, кстати не знавшего еще ни слова по-английски, «степным смерчем» и «сверхчеловеческим сочетанием Розенталя, Падеревского, Бузони, Рахманинова и Гофмана». В США Горовиц увидел наконец своего кумира Сергея Рахманинова. В подвале фирмы «Стейнвей» он сыграл Рахманинову его 3-й концерт, причем сам Рахманинов на другом рояле играл оркестровую партию. 1-й концерт Чайковского должен был стать двойным дебютом, поскольку это было первое выступление в США и для своенравного дирижера сэра Томаса Бичема. Он был немыслимо богат, и ходили слухи, «купил себе карьеру» за деньги. С самого начала англичанин стал замедлять темпы. Горовицу пришлось наращивать темп и силу звука, «чтобы не пришлось ехать обратно в Россию». В финале, как написал один критик, «клавиатура дымилась». Публика проаплодировала весь антракт. Критик «Нью-Йорк тайме» на следующий день писал о необузданности толпы дикарей, подогреваемой боевым барабаном или молодым русским, барабанящим по клавиатуре рояля. Но Горовиц был в восторге от происшедшего, он чувствовал себя победителем надменного англичанина. Бичем был хороший дирижер, но при оркестровом аккомпанировании не умел подчиняться солистам.
В последующие пять лет Горовиц давал с неизменным успехом чуть ли не по концерту в день за неслыханную сумму в 1500 долларов, и даже мировой кризис не помешал его успешной карьере. Многие безработные отдавали за подорожавшие билеты на его концерты последние деньги. Он играл со всеми ведущими дирижерами мира, кроме советских и «короля дирижеров» Артуро Тосканини. Наконец, в 1933 году поступило приглашение сыграть 5-й концерт Бетховена с нью-йоркским филармоническим оркестром от самого маэстро Тосканини. Тосканини страшились все солисты, включая Шаляпина и Джильи. Да что солисты, если он в присутствии Муссолини отказался играть в Ла Скала фашистский гимн и не участвовал в Байрейтском фестивале, потому что на него не пригласили еврейских музыкантов! За 10 дней до встречи с Тосканини Горовиц выступил с бетховенским концертом в Чикаго, и отзывы критиков были ужасны.
Тосканини только бросил на русского пианиста свой короткий близорукий взгляд и сказал: «Прекрасно! Встретимся на репетиции». Концерт прошел с большим успехом. «Нью-Йорк тайме» писала, что русский пианист покорил Бетховена и Тосканини. А через два года в перечень покоренных попала и младшая дочь дирижера Ванда — она стала женой пианиста. Брак длился 56 лет. Она изучала пение и фортепиано, но была посредственностью, и принципиальный папа не скрыл это от нее.
И тут всплыли неожиданные облака на ясном небе. Во-первых, гениальный дирижер и борец с политической тиранией оказался подлинным семейным тираном, одновременно волочась за каждой юбкой. Во-вторых, Горовиц, хотя и не уступал Тосканини как музыкант, проигрывал ему как личность. Да и в языках он был не силен: даже через пятьдесят лет его английский был ужасен, на итальянском он вообще не говорил. Итогом брака была родившаяся через 10 месяцев дочь Соня и трехлетняя депрессия. Супруги с комфортом провели ее в Швейцарии, где Горовиц общался почти с одним С. Рахманиновым, разумеется, по-русски. (Тосканини Рахманинова не ценил абсолютно и никогда не исполнял.) Соня в семейной иерархии занимала несравненно более низкое место, чем отец. Ее жизнь была несчастлива и окончилась в 1957 г. самоубийством.