Когда Гай выходил из дома, его остановила жена с маленьким сыном на руках. Упав на колени перед мужем, она убеждала его не идти на Авентин.
— Не на трибуну провожаю я тебя, Гай, как народного вождя и законодателя, — говорила несчастная женщина. — Ты идешь и не в славный поход, где смерть почетна и приносит вдове не только слезы, но и право с достоинством носить свой траур. Ты отдаешь себя в руки убийц Тиберия и идешь безоружный, с сознанием своей правоты, готовый скорее погибнуть сам, чем поднять на кого-нибудь руку. Если бы твой брат пал в бою, то враги, заключив мир, отдали бы нам его тело. А мне, видно, придется, как и жене Тиберия, молить реку или море вернуть твой труп. Разве можно верить людям после смерти Тиберия? Разве есть законы, которые удержат убийц?
Но слезы и мольбы жены не удержали Гая. Он молча вышел из дома и в сопровождении друзей отправился на Авентинский холм. Когда все собрались, Фульвий, по совету Гая, послал на площадь для переговоров своего младшего сына. Тот, почтительно обратившись к Опимию и сенаторам, сообщил им условия, на которых было бы возможно примирение. Большинство сенаторов не возражало против переговоров. Конечно, сотни прекрасно вооруженных сенаторов, всадников, их наемников и рабов без труда расправились бы с Гаем и его сторонниками, но все помнили, какую ненависть заслужили в Риме убийцы Тиберия.
Но Опимий грубо ответил посланцу:
— Я не намерен вести переговоры с виновными через мальчишку! Пусть Гай и Фульвий сами придут сюда и почтительно попросят пощады у сенаторов.
Узнав об ответе Опимия, Гай хотел сам отправиться на площадь и убедить консула и сенаторов не допускать кровопролития. Но друзья не пустили его: коварство врагов было хорошо известно. Тогда Фульвий вновь послал своего сына. Опимий приказал схватить юношу, а сам во главе вооруженных воинов двинулся на Авентин. Критские лучники, наемники Опимия, еще издали стали поражать противника. Началась паника. Один за другим гибли друзья Гракха. Фульвий и его старший сын укрылись в заброшенных банях, но были обнаружены там и убиты. Но Гай не хотел принять участие в битве, не хотел поднимать оружие на сограждан. Уйдя в храм Дианы, он намеревался покончить с собой.
— Пусть боги накажут римский народ за неблагодарность, — со скорбью говорил он друзьям. — Народ, который покинул своих вождей в трудный час, достоин вечного рабства. Ведь и на войне порой трус становится рабом, тогда как храбрец умирает героем.
Наконец друзья уговорили Гая бежать. Горстке людей удалось незаметно покинуть храм и устремиться к воротам в стене, окружавшей Авентин. Но, к несчастью, Гай оступился и вывихнул ногу. Враги, напавшие на след беглецов, настигли их. Тогда друг Гая, Помпоний, взялся задержать преследователей. В крепостных воротах завязался рукопашный бой. Но силы были не равны, и через несколько минут герой пал мертвым. Тем временем Гай, с трудом ступая на больную ногу, еще спускался к Тибру, надеясь перебраться по мосту на противоположный незаселенный берег. Встречные сочувствовали Гаю, подбодряли его. Но напрасно он молил дать ему коня, чтобы спастись от преследователей. Страх перед местью богачей пересилин вал любовь и жалость. На мосту враги вновь были остановлены. Лициний, второй друг Гая, повторил подвиг Помпония: несколько минут отражал он удары врагов, пока не упал мертвым. Когда Гай в сопровождении верного раба Филократа достиг священной рощи, крики преследователей раздавались уже совсем рядом.