Женщина, которой казалось, что ее преследуют (1915)
Несколько лет назад один адвокат консультировался у меня по поводу случая, который вызвал у него определенные сомнения. Молодая женщина обратилась к нему с просьбой защитить от преследований мужчины, который втянул ее в любовную связь. Она сказала, что этот мужчина злоупотребил ее доверием тем, что с помощью тайных свидетелей сделал их фотографии, когда они занимались любовью, и что теперь в его власти опозорить ее посредством этих фотографий и принудить ее оставить свою работу. Ее адвокат был достаточно опытным для того, чтобы распознать патологическую подоплеку этого обвинения; однако, как он заметил, то, что часто происходит в действительности, кажется невероятным, и поэтому для него было бы ценным мнение психиатра по этому вопросу. Он обещал еще раз посетить меня вместе со своей подопечной.
(Прежде чем продолжить свой отчет, я должен признаться, что изменил обстоятельства данной истории для того, чтобы сохранить инкогнито ее участников. Я считаю порочной практикой изменять какие бы то ни было детали при описании случая, не зависимо от мотивов рассказывающего. Никогда нельзя утверждать, какой аспект болезни привлечет читателя, обладающего самостоятельным мнением, а значит, автор рискует ввести его в заблуждение.)
Некоторое время спустя я лично встретился с пациенткой. Это была весьма привлекательная, даже красивая девушка тридцати лет, которая выглядела значительно моложе своего возраста и обладала ярко выраженной женственностью. Она явно отрицательно относилась к вмешательству врача и даже не пыталась скрыть свое недоверие. Было ясно, что только под влиянием своего адвоката, присутствующего здесь же, она согласилась рассказать мне историю, поставившую передо мной проблему, на которую я укажу позднее. Ни своими манерами, ни проявлением чувств она не обнаружила ни малейшей стыдливости или робости, которых следовало бы ожидать от нее в присутствии незнакомого. Она была полностью во власти предчувствия, внушенного ей ее переживаниями.
Много лет она служила в большом концерне, занимая ответственный пост. Работа приносила ей удовлетворение и ценилась ее начальством. Она никогда не стремилась войти в любовную связь с мужчиной и всегда спокойно жила со своей старой матерью, для которой была единственной опорой. У нее не было ни братьев, ни сестер, а ее отец умер много лет назад. Не так давно служащий этого концерна, высококультурный и привлекательный человек обратил на нее внимание, и она, в свою очередь, также проявила к нему некоторую склонность. По независящим от них причинам о женитьбе не могло быть речи, но мужчина и слышать не хотел о том, чтобы из-за этого прекращались их отношения. Он убеждал ее в том, что бессмысленно жертвовать в угоду общественным условностям тем, что они чувствовали друг к другу, к чему оба стремились и насладиться чем имели бесспорное право, — тем, что могло обогатить их жизнь как ничто иное. Так как он обещал не подвергать ее никакому риску, она согласилась посетить его в его холостяцкой квартире днем. Они обнимались, целовались, он восхищался ее достоинствами, которые были теперь частично приоткрыты. Во время этой идиллической сцены она была неожиданно напугана шумом, который ей показался стуком или щелканьем. Этот звук исходил от письменного стола, стоящего рядом с окном, наполовину прикрытым тяжелым занавесом. Она сразу же спросила своего друга, что означает этот шум, и, по ее словам, получила ответ, что шум произвели, вероятно, небольшие часы, стоявшие на письменном столе. Чуть позднее я попытаюсь сделать некоторые комментарии к этой части рассказа.
Когда она покидала дом, на лестнице ей встретились двое мужчин, о чем-то друг с другом шептавшиеся. Один из них держал нечто завернутое, выглядевшее, как маленький ящик. Она была очень возбуждена встречей, и по пути домой у нее сами собой сложились некоторые мысли: ящик вполне мог быть камерой, а человек — фотографом, который скрывался за занавеской, когда она была в комнате; щелканье в этом случае было вызвано затвором; и значит, снимок был сделан тогда, когда она была в наиболее компрометирующем положении, которое и хотели заснять. С этого момента ничто не могло отвести ее подозрения от любовника. Она преследовала его упреками и докучала, требуя объяснений и разуверений, не только при встречах, но и в письмах. Напрасно он пытался уверить ее, что его чувства искренни и что для ее подозрений нет ни малейших оснований. Наконец, она пришла к адвокату, рассказала ему о случившемся и передала письма, написанные подозреваемым по поводу этого происшествия. Позже у меня была возможность взглянуть на некоторые из этих писем. Они произвели на меня благоприятное впечатление и состояли в основном из сожалений о том, что такие прекрасные и нежные отношения должны были быть разрушены этой «злосчастной нездоровой идеей».
Вряд ли мне нужно объяснять, почему я согласен с этим мнением. Однако данный случай вызывает у меня особый интерес не только в плане диагностики. В психоаналитической литературе было выдвинуто мнение о том, что пациенты, страдающие паранойей, борются с интенсификацией своих гомосексуальных наклонностей — факт, указывающий на нарциссический выбор объекта. Эта интерпретация получила дальнейшее развитие: преследователь в сущности есть некто, кого пациент любил в прошлом. Синтез этих двух положений необходимо привел бы нас к заключению, что преследователь должен обладать тем же полом, что и преследуемый. Правда, мы не настаиваем на тезисе о том, что паранойя определяется гомосексуальной склонностью как на имеющем универсальную значимость, не допускающую никаких исключений, но только потому, что мы наблюдали не достаточно большое число таких случаев; однако ввиду определенных соображений этот тезис получает важное значение, только если ему приписывать универсальную приложимость. Разумеется, в психиатрической литературе нет недостатка в случаях, когда пациент воображает себя преследуемым человеком другого пола. Но одно дело читать о таких случаях и другое — войти в личный контакт с ними. Мои собственные наблюдения и анализы, а также наблюдения моих друзей до сих пор без особых трудностей поддерживали связь между паранойей и гомосексуальной склонностью. Но данный случай решительно этому противоречил. Казалось, что девушка стремится защитить себя от любви к мужчине путем трансформации возлюбленного в преследователя: в самом деле, трудно уловить какие-либо следы влияния женщины и борьбы с гомосексуальной привязанностью.
В этих обстоятельствах проще всего было бы отказаться от теории о том, что мания преследования неизменно зависит от наклонности к гомосексуализму и в то же время отказаться от всего, что вытекало из этой теории. Либо теория не права, либо ввиду того, что наши ожидания не оправдались, следует принять сторону адвоката и предположить, что в данном случае речь идет не о паранойе, а о реальном опыте, который был правильно истолкован. Но я увидел другой выход, благодаря которому окончательный вердикт на некоторое время можно было отложить. Мне вспомнилось, что слишком часто неправильное представление о людях, которые физически нездоровы, формировалось только потому, что врач не уделял достаточно внимания их обследованию и, таким образом, не успевал достаточно узнать о них. Поэтому я сказал, что не могу сразу же составить законченное мнение, и попросил пациентку зайти ко мне во второй раз тогда, когда она смогла бы рассказать мне эту историю еще раз более пространно, с различными мелкими деталями, которые могли быть упущены. Пациентка явно не испытывала желания к этому, но мне удалось добиться ее обещания, благодаря влиянию адвоката, который помог мне еще и тем, что сказал, что при следующей встрече в его присутствии нет необходимости.
Рассказ пациентки при втором посещении не обнаружил противоречия с тем, что я услышал в первый раз, но те дополнительные детали, которые в нем содержались, разрешили все сомнения и трудности. Начнем с того, что она посетила молодого человека в его квартире не один раз, а дважды. И именно во второй раз ее потревожил подозрительный шум: в первоначальном изложении она умолчала или забыла упомянуть о своем первом визите, потому что не придавала ему значения. Во время него не случилось ничего, достойного внимания, но этого нельзя сказать о следующем дне. Руководство отделом, где она работала, осуществляла пожилая женщина, которую она описывала следующим образом: «У нее седые волосы, как у моей матери». Эта пожилая начальница явно симпатизировала девушке и выказывала ей свою привязанность, хотя иногда поддразнивала ее; девушка понимала, что она как бы является фавориткой. На следующий день после ее первого визита к молодому человеку он появился на работе и зашел к пожилой даме, чтобы обсудить с ней какой-то деловой вопрос. Они негромко разговаривали, и в какой-то момент пациентка внезапно почувствовала уверенность, что он рассказывает ей о приключении предыдущего дня, и в том, что между ними двумя раньше существовала любовная связь, о которой она не догадывалась. И теперь седовласая пожилая женщина, похожая на ее мать, все знала, а ее слова и поведение в течение дня только подтвердили подозрения пациентки. При первой же возможности она высказала упрек своему любовнику в измене. Разумеется, он энергично протестовал против того, что он назвал бессмысленным обвинением. На некоторое время ему все-таки удалось избавить ее от заблуждения и вселить в нее достаточное к нему доверие, чтобы она снова пришла (полагаю, что это произошло через несколько недель). Остальное мы уже знаем из ее первого рассказа.