В Новгороде Великом жила моя материнская родня. В летние каникулы я туда ездила. Когда возвращалась, В. Н. подробно расспрашивал меня: какие здания восстановлены, в каком состоянии Кремль. Особенно почему-то интересовался Юрьевым монастырем. Отчеты мои были скудны и невразумительны. Родственники работали с утра до позднего вечера, одной мне по городу ходить было не велено, целыми днями я сидела с книжкой «во саду ли, в огороде» или шла к реке, благо Волхов был рядом.
В последние годы я часто спрашивала себя: если судьба подарила нашему учителю два этих Новгорода, неужели он прошел мимо «Слова о полку Игореве»? Нет, не напрасно терзал меня этот вопрос. Именно сейчас Рива Шендерова, работая в архивах, нашла воспоминания (оказывается, В. Н. в педучилище преподавал). Да, он изучал «Слово», и у него был свой собственный перевод.
Какие рассказы, разговоры запомнились? Их было много. Воспоминания переполняли его и знания жизни тоже. Но вот о ШКИД он нам ничего не говорил. Мы узнали о ней от нашей учительницы истории Ольги Родионовны. Книга Белых и Пантелеева тогда была запрещена. Кто-то однажды на перемене спросил что-то касательно этой школы, В. Н. сразу же пресек разговор. Риве, когда он уже не вел наш класс, рассказывал много больше.
Неоднократно он вспоминал о своем пребывании в Германии, кажется, он учился в Гейдельберге. Всегда подчеркивал немецкую аккуратность. Рассказывал, как участвовал в какой-то манифестации (по какому поводу, я не запомнила). Народ все прибывал, страсти накалялись, нагрянула полиция. Огромная толпа бросилась врассыпную. Бежали в панике кто куда, но так, чтобы не затоптать газоны и клумбы.
Однажды он пришел ко мне домой. Папа попросил меня выйти в комнату к тетушке Шуре. Я вышла, но дверь теткиной комнаты осталась открытой. Я не слышала, о чем шел разговор между двумя мужчинами, но была крайне удивлена, когда вскоре услыхала взрыв хохота. Как весело и долго они смеялись! Никогда за всю жизнь я не слышала такого отцовского смеха - искреннего, внезапного и бесконечного. А Виктор Николаевич подарил мне серебряную ложечку, на ней выдавлены немецкие буквы. Я отдала ложечку внучке в надежде, что с ионами этого серебра к ней перейдет любовь к литературе.
Когда мы, будучи школьницами старших классов, а потом студентками вузов, приходили к нему на день рождения, то опрятность его крошечной комнатки удивляла. Нас, девочек, было пятеро, выбрала нас Рива.
Кстати, о комнате он говаривал: «А хорошо, что она такая маленькая; когда ослепну, без труда отыщу любую вещь». Как-то остались мы с ним вдвоем, другие, скорее всего, вышли на кухню, в коридор. Он спросил меня, зная, что я на последних курсах медицинского института, спокойно и печально: «Как лечат эмфизему?» Ему поставлен такой диагноз, он стал задыхаться. Я ответила так, как нас учили. Еще он сказал, что слепота неизбежна и он готов к этому, но не представляет жизни без чтения, да и писать необходимо. Впрочем, писать можно и под диктовку... Я впервые осознала, как тяжело ему и как он одинок. Мы всегда его воспринимали как наставника - он был самым умным, самым сильным. Возраста его мы не замечали. Бодрый, крепкий, подвижный. Мы обошли с ним весь город, ходили в театры, музеи, выезжали на острова. А ведь ему было за 70 лет. Как у него хватало сил пускаться в длительные поездки с выводком весьма резвых девчушек, хоть и очень послушных, дисциплинированных? Не помню, чтобы он рассказывал о друзьях-товарищах. О сыне и его семье вспоминал с раздражением и болью. Приближалась не только слепота. «Старость не радость, а большое свинство», - именно эта поговорка В. Н. упоминалась уже давно. Со старостью приходили болезни и беспомощность. К смерти он относился философски, но остальное... Пожалуй, смерть от несчастного случая стала для него благом. Однажды, у себя дома, за праздничным столом, поведал нам любовную историю. На каком-то приеме в далекие годы он обратил внимание на женщину ослепительной красоты. Это была любовь с первого взгляда - сильное, похожее на наваждение чувство. Планы работ, поездок сорвались. Роман был недолгим - по вине той женщины. Я не хочу касаться некоторых тонких моментов. И вот, рассказывая, В. Н. заметно волновался. Прошлой осенью в «Пассаже» он увидел в отделе мужской галантереи продавщицу, как две капли похожую на ту роковую женщину. Он растерялся, забыл, за чем пришел, она же, видя его смущение, была внимательна и ласкова. Наконец, необходимый предмет был выбран. В. Н. по возвращении из магазина места себе не находил. Через несколько дней он пришел туда снова, но ничего не покупал, любовался дамой издали и не мог отвести глаз. Однажды осмелился подарить ей цветы. Потом она исчезла, сказали, что ушла в другой магазин, «пропала, будто вовсе не бывало...».
Не хочется, характеризуя его личность, наводить хрестоматийный глянец. Было много суровости, жесткости, требовательности. По-видимому, это шло из прошлых лет, из его опыта в ШКИД и с прочими трудными детьми. Кроме того, он прошел через жуткий прессинг идеологических проверок, взысканий, ревизий. Эти «пыточные» документы разыскала недавно Рива.
Но мы-то были нетрудными, послушными, даже покорными, кроткими. Мы пережили войну, выжили и были благодарны за все. Всюду висели лозунги - белым по красному: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство». И мы благодарили, хоть детство было тяжелым, бедным, но не безрадостным.
Тепла и ласки у В. Н. было маловато. Он обладал изысканно литературной речью, очень богатой. И вот в ней без какого-либо противоречия с «высоким штилем» находились слова обидные, уничижительные, ранящие Риву, нашу первую ученицу, круглую отличницу. Он очень любил ее, она была умна, усердна, но спрашивал с нее строже и жестче, чем с остальных, по самому большому счету. К ученицам с плохой успеваемостью, особенно из неблагополучных семей, мягкости и снисхождения было больше. По вниманию к себе «последние были первыми».
А что касается нравственных ценностей - то планка была столь высока! Нет, он не культивировал в нас тщеславие, честолюбие, не настраивал на какие-то сверхдостижения. Правда, часто повторял: главное в жизни человека - цель. Цель, по его понятиям, не карьера. Карьеризм был словом ругательным. С карьерой шли об руку искательство, протекции, компромиссы, а то и подлость. А В. Н. в любом деле требовал самоотверженного служения, чистоты помы слов, подвижничества, «обиды не страшась, не требуя венца...» Так мы жили и работали, знания помогали, а высокие принципы не сделали жизнь легче.
Если бы жизнь нашего учителя выпала в другое время, к нему обязательно пришли бы и признание, и слава. Но «времена не выбирают, в них живут и умирают».
О себе: Леонтьева Арина Михайловна (в школе - Шнитина) закончила 233-ю женскую школу в 1954 году. Затем училась и окончила Ленинградский 1-й медицинский институт. Всегда работала практикующим врачом-фтизиатром. В настоящее время на пенсии. Живу вместе с сыном Михаилом и его семьей. Помогаю воспитывать внучку Сонечку.
Личная тетрадь Г. Григорьевой - ученицы В. Н. Сорока-Росинского в 1948-1951 гг.
Характеристика Шнитиной Ирины (Леонтьевой Арины), написанная классным руководителем В. Н. Сорока-Росинским. 8 июня 1950 г.
Характеристика Лаховской Галины, написанная классным руководителем В. Н. Сорока-Росинским. 2 июня 1950 г.
Шендерова Рива Ильинична
ЗНАМЕНИТЫЙ УНИВЕРСАНТ ВИКТОР НИКОЛАЕВИЧ СОРОКА-РОСИНСКИЙ
Страницы жизни
Редактор К. В. Белецкая
Корректор О. В. Фокина
Технический редактор Е. М. Денисова
Художественное оформление С. В. Лебединского
Лицензия ЛП № 000156 от 27.04.1999.
Подписано в печать 28.01.10.
Формат издания 60 Ч 84 1/16. Гарнитура SchoolBook. Усл. печ. л. 11.
Тираж 300 экз. Заказ № 000.
Факультет филологии и искусств Санкт-Петербургского государственного университета.
199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., д. 11.
Отпечатано с готовых диапозитивов в типографии Издательства СПбГУ.
199061, Санкт-Петербург, Средний пр. В. О., д. 41.
Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru
Оставить отзыв о книге
Все книги автора