При этом понятно, что среди абитуриентов любого ВУЗа будет какой-то процент людей сравнительно случайных и не имеющих чёткого представления о том, чему может послужить данное образование. Но поскольку именно академические ВУЗы обычно ставят для своих соискателей наиболее высокие планки, то основная масса тех, кто и сам толком не знает, чему и зачем они хотели бы научиться, отправляется искать удачи по менее требовательным адресам. А большинство поступающих в действительно серьёзные заведения составляют всё-таки те, кто вполне сознательно стремится к профессиональной работе в соответствующей области. Вот только если интерес к той же химии или истории ещё можно объяснить школьным знакомством с этими науками, то, скажем, геологии или радиоастрономии в школе едва касаются, а о психосемантике нельзя услышать даже краем уха. В связи с чем и встаёт вопрос: каким образом человек, практически не получая в школе сведений о названных и многих других научных дисциплинах, может настолько проникнуться одной из них, чтобы захотеть сделать её своей будущей специальностью?
Очевидно, что источником такого интереса могут стать, во-первых, книги, фильмы и другие общедоступные источники, во-вторых, живой пример близких людей и прежде всего родственников. А поскольку по отношению к источникам первого рода потенциальные абитуриенты находятся в примерно равном положении, то получается, что у человека, среди родственников которого есть научные работники, имеется больше возможностей познакомиться с “неизвестной школе” наукой, нежели у тех, кто таких родственников не имеет. А если к тому же учёный родич по-настоящему любит свою работу и может живо и увлекательно о ней рассказать, то в такой семье шансы подрастающего поколения захотеть поддержать семейную традицию и нацелиться на обучение в соответствующем ВУЗе дополнительно возрастают.
Что же касается собственно поступления, то, даже не прибегая к “связям”, “знакомствам” и прочим посторонним ухищрениям, а действуя самым законным и естественным образом и просто по-родительски помогая своим детям лучше разобраться в школьной программе по своей специальности, научные работники в состоянии существенно повысить их способность успешно справляться с экзаменами и вполне самостоятельно заслужить требуемый проходной балл. Вот так вот без всякого участия чьей бы то ни было злой воли, под влиянием одних лишь естественных чувств и объективных обстоятельств, вероятность того, что в академические ВУЗы будут стремиться и в конечном итоге попадут прежде всего дети и иные близкие родичи научных работников, оказывается заметно выше среднестатистической.
А вот дальше, как говорится, возможны варианты, и наряду с династиями, сделавшими много полезного для науки вообще и работавших рядом с ними конкретных людей, не столь уж редко можно видеть персонажей, у которых “прирождённое” обособление среди массы сверстников порождает представления о собственном особом статусе или даже избранности. После чего они начинают смотреть свысока на всех остальных коллег по исследовательскому цеху и игнорировать альтернативные точки зрения независимо от степени их обоснованности. Из какового положения остаётся уже буквально один-два шага до сколачивания чисто вкусовых группировок и кланов, для которых главным в дискуссиях с коллегами становится не выявление (с последующим устранением) слабых мест в трактовках оппонентами реальных проблем, а сведение личных и в основном крайне мелочных счётов.
К этому остаётся добавить, что завышенные представления о собственной значимости и нетерпимое отношение к критике своих взглядов, конечно же, встречаются не только среди потомственных научных работников. Однако новички в науке если и приходят к такому состоянию, то обычно всё-таки не раньше, чем смогут представить коллегам какие-то достаточно значительные результаты. Тогда как представителям научных, а равно и любых иных профессиональных династий в силу самого факта воспитания в соответствующей семье бывает нелегко отделить чувство гордости за предшественников от ощущения определённой личной причастности к их заслугам. И поскольку детям и иным младшим родичам научных работников не удаётся справиться с этой задачей и чётко осознать разницу между своими самостоятельными и общесемейными достижениями, постольку именно представители второго и последующих поколений профессиональных исследователей оказываются в большей степени подвержены синдрому псевдоизбранности и учёного зазнайства.