Зато те из школяров, кто допускается к высшему образованию и показывает в нём приемлемые результаты, включаются, как уже упоминалось, в программу поддержания лояльности к собственности, а проще говоря, покупаются. Так что, в виду вполне обеспеченного собственного материального и социального статуса, большая часть выпускников современных капитализированных ВУЗов вырастает в искренних почитателей “свободного рынка” и противников любых потрясений в его основах. И в общем итоге та гораздо менее значительная часть высокообразованного сословия, которая не находит данное общественное состояние идеальным и пытается убедить окружающих в необходимости его изменения, сталкивается с искренним непониманием либо даже агрессивным отторжением своих усилий как со стороны коллег-интеллектуалов, так и у менее искушённых в теоретических изысках слоёв населения.
Свой вклад в разобщение контингента научных работников с окружающими и внутри себя вносит также признанная в ведущих капиталистических – и особенно англосаксонских – странах за высшую и непререкаемую добродетель узкая, вплоть до полной карикатурности, специализация в подготовке высококвалифицированного персонала. Ведь плоды (чтобы не сказать, жертвы) такой подготовки могут сравнительно осмысленно общаться только с себе подобными, а в контактах с коллегами из других областей, не говоря уже о простых обывателях, не могут – из-за отсутствия достаточной общей базы – ни сами ничего толком объяснить, ни понять, что им пытаются втолковать другие.
Между тем уже очень давно стало ясно (а в XIX веке было чётко сформулировано), что эксплуатируемые классы не в состоянии одними лишь собственными силами выработать идеологию своего освобождения, и что, следовательно, эта идеология должна быть привнесена в их ряды извне. Потому что с церковно-приходским образованием в принципах общественного развития не разобраться; для этого требуется хорошо ориентироваться в вопросах философии, истории общей, истории производства, экономической теории и практике, то есть требуется фундаментальное гуманитарное образование, расширяемое за счёт самообразования до гуманитарно-политехнического. Но равным образом не отвечает этим требованиями и обуженное по современной моде специализированное образование. Так что вряд ли можно признать случайностью то, что за всю эпоху НТР, на фоне впечатляющих прорывов во многих естественнонаучных областях, не появляется ни одного социального аналитика и не выдвигается ни одной обществоведческой концепции, которые по своим масштабам и воздействию на исторический процесс могли сравниться хотя бы с трудами французских энциклопедистов XVIII века.
Можно ли на этом основании утверждать, что именно таков был изначальный замысел? Наверное, всё-таки нет. Потому что подобные маневры подразумевают такую глубину понимания текущей ситуации и такой уровень стратегического видения возможных путей выхода из неё, каковые организаторы современного образования в массе других случаев отнюдь не демонстрируют. Гораздо больше похоже на то, что разворот в сторону неуёмной специализации совершался под воздействием в основном прикладных и сравнительно сиюминутных соображений. Но вот когда практический опыт её выпускников неоспоримо доказывает, что сложившаяся схема образования, помимо всего прочего, эффективно устраняет предпосылки для формирования интегрального видения окружающего мира и общества и, соответственно, не позволяет по-настоящему осмысленно браться за их преобразование, тогда данная схема и впрямь становится символом веры, а её сохранение и пропагандирование – предметом сознательных усилий. И это лишний раз подтверждает, что для развитого капитализма обученное скудоумие гораздо предпочтительнее, чем излишне широкие и труднопредсказуемые полёты мысли.