В отличие от Тимошенко, он приехал в США не известным профессором, а недоучившимся студентом, прошедшим гражданскую войну в качестве офицера белой армии. Также без английского языка. В 1963 году он умер, будучи уже более десяти лет президентом Международного астрономического союза. Статья об О.Л. Струве – одна из особо заметных в предлагаемой читателю книге.
Замалчивание славы Струве в России можно объяснить его политической ориентацией. Это, конечно, не единичный случай. В России очень мало известно имя историка Михаила Ивановича Ростовцева. Между тем он много лет избирался президентом Американского исторического общества. Это был специалист по истории античности, сравнимый по известности, например, с Моммзеном. Перед революцией он был активным членом партии кадетов. Статья о Ростовцеве – «Скифский роман» – с блеском написана академиком Г.М. Богардом- Левиным, одним из инициаторов настоящей книги.
В случае с Ростовцевым мы снова касаемся взаимоотношений ученых- эмигрантов и Академии наук. Ростовцев был избран полным академиком после Февральской революции, летом 17-го года. Конечно, это было признанием его выдающихся заслуг. В 1925 ro/iy он получил кафедру истории в Йельском университете, одном из самых престижных в США, тем не менее в 1929 году его торжественно исключили из Академии вместе с другим известным ученым, экономистом и историком П.П. Струве.
Тема исключения из Академии ученых-эмигрантов заслуживает особого разговора. В момент революции Академия была маленькой, весьма аристократической организацией. Большинство ученых встретили революцию без всякого энтузиазма. Академия наук традиционно пользовалась в России авторитетом, и большевики некоторое время не особенно вмешивались в ее дела. Престарелые академики умирали, и своим чередом, очень вяло, шли выборы. После революции часть академиков оказалась за границей. Некоторые уехали туда и после, официально – в командировку или для лечения. До поры до времени их никто не трогал.
Один из героев нашей книги, опять основатель целой научной дисциплины, почвенной микробиологии, Сергей Николаевич Виноградский, член-корреспондент с 1894 года, после эмиграции в 1923 году был переведен в почетные члены. Это звание, ныне несуществующее, было, по сути, ниже звания члена-корреспондента и никак не соответствовало уровню этого выдающегося ученого. Все же в этом качестве он пробыл до конца своей долгой жизни (Виноградский скончался в 1953 году в возрасте 97 лет).
Другие были менее удачливы.
Советское государство всерьез заинтересовалось Академией наук в 1929 году. Прошли беспрецедентно широкие выборы. Академия почти удвоилась в размере. Тогда же из нее были «вычищены» эмигранты, оставшиеся к тому времени в живых, в том числе Ростовцев и Петр Струве. С этого момента Академия стала важным элементом советской государственности.
Выезды за границу хотя и не прекратились, но стали строго регламентироваться, и эмиграция приобрела характер уже не драмы, а подлинной трагедии.
В нашей книге даны краткие биографии трех выдающихся ученых, членов Академии, эмигрировавших после 1929 года. На первом месте здесь стоит колоссальная фигура В.П. Ипатьева. Крупнейший химик, технолог, организатор химической промышленности, он был еще дореволюционным академиком и генералом старой армии.
Сразу после революции перейдя на сторону большевиков, он сделал чрезвычайно много для советской власти. Он сделал очень много и для науки и технологии вообще. Фактически он был одним из отцов современной химической промышленности. Ипатьев уехал за границу в 1930 году, будучи уже в очень немолодом возрасте. В отличие от Струве и Ростовцева, он был абсолютно лоялен к большевикам, и покинул страну, испросив отпуск для лечения. Тем не менее и его вскоре исключили из Академии. Несмотря на солидные годы, этот могучий человек прожил в США фактически новую жизнь. И умер в глубокой старости профессором университета в Чикаго, весьма уважаемым и состоятельным. Очень жаль, что среднему интеллигенту в России его имя сегодня ничего не говорит.
О двух других «невозвращенцах», исключенных из Академии, известно больше. Я имею в виду Алексея Евгеньевича Чич и бабина и Георгия Антоновича Гамова. По учебнику органической химии Чичибабина училось несколько поколений студентов, а ярчайшая фигура Гамова, соперничавшего по таланту с Ландау, известна всем физикам и биологам. Но, может быть, здесь следует остановиться. Предисловие не должно заменять собой основной текст книги.
Следует еще раз заметить, что представленный в книге набор персоналий никак не исчерпывает темы послереволюционной эмиграции русских ученых.
Вообще, наша наука – наши богатство и слава. Мы создаем ее, и мы же ее растрачиваем. По иронии истории это богатство постоянно оказывается в руках самоуверенных недоучек, которые твердо знают одно – они могут с наукой делать все, что хотят. Такими были большевики, таковы и нынешние реформаторы.
История покажет, кто из них был более безжалостен к науке.
ВО ВСЕМ МИРЕ
Изучение световых потоков в кристаллических решетках привело к специальному наименованию уединенной волны в них, называемой теперь солитоном. Впервые ее наблюдал на воде шотландский архитектор Джон Рассел. Этот термин создан по аналогии с такими понятиями, как электрон, мезон, фотон, и многими другими, несмотря на то, что это не частица. Дело в том, что греческое окончание «он» означает «одиночный». А это как раз совпадает с уникальным характером уединенной волны и с принципом сохранения ею формы даже при пересечении с другим пучком.
Со временем в лабораториях мира были получены пространственные солитоны. Они образуются, например, в тот момент, когда пучок света обрывается при прохождении через материал с высоким коэффициентом лучепреломления. При этом такой солитон выступает в роли своеобразного волновода, превосходя материальное оптическое волокно-световод. Это и другие свойства солитонов дают возможность применять их в оптоэлектронике в качестве альтернативы уже ставшей привычной лазерной связи, в фотонных переключающих приборах и логических узлах. Все это вместе взятое открывает эру создания в скором будущем оптических вычислительных машин на новых солитонах.
В Гарвардском университете, в Бостоне, состоялась церемония вручения Нобелевских премий. Это не оговорка – американские ученые вот уже одиннадцатый год подряд привязывают к серьезной и торжественной стокгольмской процедуре вручения высочайших научных наград свою насмешливую и веселую затею вручения «Иг-Нобелевских» знаков отличия за самые смешные исследования и бесполезные открытия года. (Название этих шутливых премий содержит непереводимую игру слов, потому что английское Ig-Noble означает, самое мягкое, «низкий».)
На сей раз Иг-Нобелевскую церемонию возглавляли четыре настоящих нобелевских лауреата, от имени которых организатор, Марк Абрахамс, объявил имена награжденных. Премию по медицине получил Питер Барсс из Монреаля за изучение ушибов, полученных при падении на голову кокосового ореха. Его работа, проделанная в Новой Гвинее, показала, что самые тяжелые ушибы получают те, кто спит под кокосовой пальмой.
Физик Давил Шмидт из университета в Амхерсте нашел объяснение тому общеизвестному и малоприятному факту, что занавески в душевой почему- то всегда втягиваются внутрь и прилипают к телу того, кто под душем. Изобретатель Бак Веймар из Колорадо получил премию по биологии за создание герметичного нижнего белья, снабженного сменяемым угольным фильтром для поглощения газов. Образцы изобретения были подарены присутствующим нобелевским лауреатам. Премию по экономике поделили Джоэль Слемрод из Энн-Арбор и Войцех Копчук из Ванкувера за открытие корреляции между величиной налога на недвижимость, которую платит человек, и продолжительностью его жизни. Психолог Лоренс Шерман из Огайо был награжден за исследование причин ликования и веселья в небольших трупах ясельных детей (его работа, опубликованная в серьезном журнале 25 лет тому назад, была е тех пор процитирована 120 раз!). Награду по астрофизике заочно получили мичиганские евангелисты муж и жена Ван Импе за доказательство того, что черные дыры имеют все характерные признаки ада. И наконец, Иг-Нобелевскую премию по технологии получил Джон Кеоф из Австралии, который доказал идиотизм австралийской патентной системы, успешно запатентовав… колесо. Да, чтобы не забыть, – сама премия состояла из памятной дощечки с прикрепленными к ней телефоном и двумя жестяными банками (пустыми), соединенными проволочкой.