Поэтому появились аутентичные ансамбли, их немного, но они уверяют, что играют так, как, например, при Бахе, используя инструменты той эпохи, реставрируя их, если это можно. «Тогда нюансы, музыкальная шкала были очень ограничены — форте и пьяно — и все. Не знали Крещендо, деминендо, этого не было. И возникло с развитием инструментария, возможности инструментов».
Рождественский говорит:
«Палочная муштра, на мой взгляд, ни к чему не приводит, убеждения — да. И еще — внушение того, что каждый творит то, что хочет. Тогда он даст максимум. На деле он творит то, что я хочу, сам того не подозревая. Других путей нет. Поэтому идея оркестра без дирижера быстро распалась, выяснилось. что оркестр без дирижера не живет.
— Смотрите ли вы в глаза музыкантам, когда дирижируете?
— Беспрерывно. Это мощнейший способ воздействия. Точки соприкосновения находятся подчас в неожиданных местах, но чем быстрее они определяются, тем лучше. Это не обязательно касается солистов, лидеров групп. Можно вызвать ответную реакцию, «нажимая» там, там, там.
— Вы знаете болевые точки?
— Да, конечно. Если их не знаешь, то работать бесполезно. У меня был случай еще в советской Эстонии. Я что-то репетировал и никак не мог унидеть глаз первого виолончелиста. Она сидела так, что никак нельзя было увидеть ее глаз. Я старался как мог, но тщетно. Тогда мне пришлось лечь на пол. Эстонцы народ сдержанный, но и они несколько оторопели. Я увидел ее глаза, но лучше 6 не ложился. Бытующее понятие, что нет плохих оркестров, а есть плохие дирижеры, не совсем верно. Бывает, что сталкиваешься с таким человеческим материалом, что сделать ничего нельзя».
Тут он приоткрывает некоторые секреты своей «кухни» — как «варится» «эта материя», как достигается общее в едином порыве и ритме дыхание оркестра и рождается музыка. Ибо превратить крючочки на обычной бумаге в возвышенную и возвышающую музыку, даже несмотря на высочайший профессионализм, ничуть не легче, чем фантик в железнодорожный билет.
В таких случаях говорят — «милостью Божьей». В данном случае — дирижер. Он дирижер и тогда, когда не дирижирует, то есть и в остальное время — творец и тоже — маг и волшебник.
Чтобы отдохнуть — в картинную галерею, где бы не был, в любой стране, в любом городе. «Случайно», в поисках интересного он нашел в маленьком городке Палланца на озере Лаго Маджоре музей, в котором было более 300 скульптур русского скульптора Паоло Трубецкого (1866-1938).
Но другой сюжет отвлек его надолго.
Геннадий Рождественский:
«Прямо передо мной картина. Что это — жанровая сцена, театрализованная буколика, аллегория? Подхожу ближе, читаю — Готфрид Схалксн (1643-1703) — Прециоза. Первая мысль о Вебере, я дирижировал когда-то в Лондоне его прелестной увертюрой Прециоза... Но кто такой Готфрид Схалкен?»
Исследования и розыски — кто такой Готфрид? — продолжались несколько лет. В результате он нашел не только книги о нем, узнал многое об их авторах, но и выяснил, что этот художник — ученик учеников Рембрандта, с блеском продолжал его школу и добился виртуозного владения игрой света и тени, так называемой техникой кьяроскуро.
«Венцом» его «схалкеноведения» стало приобретение на стокгольмском аукционе превосходной работы Схалкена «Два мальчика со свечами». Рождественский страстный коллекционер! Настоящим праздником для него было, когда в Испании Иоренс Кабальеро подарил ему целую коллекцию испанских партитур XVIII века. Еще бы! Он приобщился к богатейшему пласту испанской музыкальной культуры.
Далее. На гастролях в княжестве Лихтенштейн, в крошечном городке Вадуца, в сувенирной лавчонке купил почтовую марку с изображением идиллического пейзажа и подписью «Эуген Зотов» (1881-1953). Кто такой Зотов? Выясняет (опять захватывающая история!), что это вторая фамилия русского художника Ивана Мясоедова, сына известного «передвижника» Григория Григорьевича Мясоедова. А Зотов — Мясоедов был не только великолепным художником, он был и великолепным фальшивомонетчиком. Увидев, что американские доллары различного достоинства имеют одинаковый размер, он стал смывать своим особым раствором изображение, а затем искуснейшим образом рисовал стодолларовую купюру!
«В следующем зале превосходный «Портрет музыканта» кисти Филиппино Липпи (1457-1504)».